Величие и ограниченность теории Фрейда - [6]

Подлинные творцы современной науки отличаются от псевдоученых своей верой в возможности разума, верой в то, что разум и воображение человека могут проникать сквозь обманчивую видимость явлений и выдвигать гипотезы, работающие не с лежащими на поверхности, а с основными, глубинными силами. Важно, что подлинные ученые менее всего уповают на несомненность фактов. Они понимают, что всякую гипотезу возможно заменить другой, которая вовсе не обязательно станет опровержением прежней, но, скорее всего, модифицирует и расширит ее.

Такая неопределенность не может поколебать настоящего ученого именно потому, что он верит в силу человеческого разума. Ему важно не прийти к какому-нибудь выводу, а уменьшить меру заблуждения, проникнуть как можно глубже в сущность. Настоящему ученому не страшно даже ошибиться: он знает, что история науки — это история ошибочных, но плодотворных утверждений, чреватых новыми неожиданными догадками (психол. инсайтами), которые преодолевают относительную ложность (ошибочность) прежних высказываний и ведут к все новым и новым внезапным озарениям. Если бы ученые были одержимы желанием никогда не ошибаться, то никогда бы их и не озаряли в общем и целом верные догадки. Конечно, если бы обществовед не сосредоточивал свое внимание на фундаментальных проблемах, а занимался только мелкими вопросами, то результаты его «научного метода» вылились бы в нескончаемый поток статей и докладов, которые ему приходится писать для продвижения по академической лестнице. Обществоведы (социологи) ни в коем случае никогда и не пользовались подобным методом. Достаточно вспомнить такие имена, как Маркс, Дюркгейм,

Мейо, Макс и Альфред Веберы, Теннис. Они брались за самые насущные проблемы, а предлагаемые ими решения строились отнюдь не на наивно позитивистском методе упования на статистические результаты как теориеобразующие. Они верили в силу разума, и вера в эту силу была у них столь же сильна и имела для них столь же важное значение, как и для большинства выдающихся ученых-естественников. Однако с тех пор в общественных науках произошли изменения. С возрастанием мощи крупной индустрии социологи все более смирялись и стали теперь заниматься главным образом теми проблемами, которые можно решать, не затрагивая существующей системы.

Какова же теперь процедура, конституирующая научный метод как в собственно естественных науках, так и в ныне узаконенной социологии науки?

1. Ученый начинает отнюдь не на пустом месте, его взгляды в какой-то мере обусловливаются, детерминируются его предшествующими знаниями и сложными проблемами неисследованной области.

2. Подробнейшее и детальнейшее изучение явлений — вот непременное условие оптимальной объективности. Для современного ученого характерно глубочайшее внимание, с каким он относится к наблюдаемым явлениям. Многие великие открытия были сделаны только благодаря тому, что ученый обратил внимание на незначительный факт, который все остальные наблюдали, но не придавали ему значения.

3. Гипотезу он формулирует на основе известных теорий и оптимума детализированного знания. Функция гипотезы в данном случае сводится к тому, что она должна в какой-то мере упорядочить наблюдаемые явления и предварительно систематизировать их таким образом, чтобы они приобрели хоть какой-нибудь смысл. Важно также и то, что исследователь способен в любой момент заметить новые данные, которые могут противоречить его гипотезе и вести к ее пересмотру, и так до бесконечности.

4. Конечно же, такой научный метод требует от ученого хотя бы относительной свободы от честолюбивых и самолюбивых помыслов, т. е. умения объективно оценивать наблюдаемые факты, не искажая их и не придавая им неадекватного значения лишь только потому, что ему не терпится доказать справедливость своей гипотезы. Однако нечасто встречается подобное сочетание широты творческого воображения с объективностью, потому-то, вероятно, крайне редки и великие ученые, которые могли бы удовлетворять обоим условиям. Высокий интеллектуальный потенциал необходим, но сам по себе не достаточен для становления творчески мыслящего ученого. На самом же деле, практически невозможно добиться в полной мере состояния абсолютной объективности. В первую очередь потому, что ученый, как мы уже говорили, всегда испытывает на себе воздействие здравого смысла своего времени, а кроме того, только выдающиеся и необычайно одаренные личности свободны от нарциссизма. Однако в целом дисциплина научного мышления создала некоторую степень объективности и того, что можно было бы назвать научным сознанием и что вряд ли достижимо в других сферах культурной жизни. Поистине, сам тот факт, что великие ученые больше, чем кто-либо еще, видят опасности, ныне угрожающие человечеству, и предупреждают о них, является наглядным выражением их способности быть объективными и не поддаваться влиянию шумных протестов обманутого общественного мнения.

Хотя все прилагаемые учеными усилия проникнуты основными принципами научного метода, все же объективность, наблюдение, формулирование гипотезы и ее пересмотр в ходе дальнейшего изучения фактов не допускают абсолютно идентичного применения ко всем объектам научной мысли. Я не компетентен говорить о физике, но в то же время могу утверждать, что, несомненно, существует заметная разница между наблюдением за живым человеком в целом и проведением наблюдений над определенными аспектами (личности), которые вычленяются изо всей целостной личности и изучаются безотносительно к этому целому. Ни в какой системе невозможно осуществить подобное изучение изолированных аспектов без их искажения, потому что они находятся в постоянном взаимодействии с каждой следующей частью данной системы и вне целого не могут быть поняты. При попытке изучения одного аспекта отдельно от личности в целом личность эту пришлось бы «препарировать» — т. е. разрушить ее целостность. В таком случае открылась бы возможность проанализировать тот или иной аспект, однако все полученные при этом результаты неизбежно окажутся ошибочными, ибо они получены на неживом материале — «препарированном» человеке.