Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы - [63]

Привело к старцу из Пензы желание получить его благословение одну тамошнюю вдову по имени Евдокия. В числе прочих многих людей придя за ним из церкви, она встала перед его кельей, в ожидании своей очереди быть принятой отцом Серафимом.

Вдруг оклик его раздался:

— Евдокия, подойди скорее.

Оглядевшись по сторонам, вдова не увидела никого, кто бы на имя названное отозвался, и поняла, что отец Серафим к ней обращался, хотя не видел ее никогда и не мог знать, как ее зовут.

Преодолевая трепет, женщина с благоговением в душе подошла к нему. Отец Серафим, благословив вдову, сказал:

— Поспеши домой, иначе не застанешь сына дома.

Евдокия так и поступила, в самом деле едва успев застать сына в Пензе: начальством Пензенской семинарии он был назначен студентом в Киевскую академию и вот-вот должен был отправиться в Киев.

У одной небогатой помещицы вовсе не осталось средств: третий год кряду хлеб не уродил, хутор небольшой, ей принадлежащий, был уже заложен и перезаложен. Горе побудило ее поехать в Саров, совета спросить у старца Серафима. Весь путь она не могла слез унять, а когда прибыла, оказалось, что пока не начал людей принимать старец, и перед кельей его людей видимо-невидимо. Помещице удалось протиснуться до самых дверей кельи, и там принялась она громким голосом просить старца о молитвенной его помощи и совете. Через мгновение старец отворил дверь и, благословив ее, сказал женщине: «Не скорбите, матушка, не скорбите, Господь вас помилует. Вот как получите восемьдесят тысяч, то по копейке с каждого рублика Богу пожертвуйте».

Помещица отвечала, что ей негде взять столько денег, у нее теперь и восьмидесяти рублей не найдется. «Будет, будет, — убедительно сказал Серафим Саровский. И прибавил настойчиво: — Вы только спешите поскорее домой. Вот вам и сухарики на дорогу». Потом снова благословил женщину, повторяя, чтобы она как можно спешнее ехала домой.

Полная удивления и в то же время радуясь, помещица не мешкая двинулась в обратный путь. Когда оказалась дома, ее там уже поджидало письмо: скончавшимся дальним родственником совершенно непредвиденно ей было завещано все его имущество, оцененное ровнехонько в восемьдесят тысяч.

Посетили старца два брата из княжеского рода Волконских. Один, Сергей Григорьевич, даже приблизиться к нему не смог, отец Серафим этого не позволил, сказав ему: «Гряди, откуда пришел». Другому он дал свое благословение, а потом, подведя к колодцу с замутившейся и ставшей грязной водой, про брата его сказал, что тот замысливает дурное, предполагая такое же возмущение России, ибо смута добром не кончается, прольются слезы и кровь немалые.

И действительно, как старец и провидел, не допущенного им к себе генерал-майора князя Сергея Григорьевича Волконского, впоследствии вступившего сначала в «Союз благоденствия», а потом и в Южное общество, участника будущего заговора декабристов, ждала смертная казнь через «отсечение головы», которая, правда, высочайшей конфирмацией была заменена ссылкой на каторжные работы в Сибирь.

В дневнике у фрейлины Высочайшего двора Анны Федоровны Тютчевой среди прочих записей, сделанных 2 марта 1855 года, есть такая: «Императрица [то есть Мария Александровна, жена Александра II] говорила со мной также про предсказание, сделанное одним отшельником [имелся в виду Серафим Саровский] Михаилу Павловичу о смерти его дочери, о его собственной смерти и о смерти императора Николая. Великий князь Михаил никогда не хотел рассказать того, что было предсказано о детях императора Николая, говоря, что он откроет это только императрице, но он так и умер, не решившись этого сказать. По-видимому, это было что-то зловещее».

Некоторые из тех, кто готовился встретиться с отцом Серафимом, загодя делали записи со своими вопросами, чтобы что-то важное невзначай не запамятовать. Позже посетителей охватывало изумление от того, что старец, бывало, говорил все, что было потребно человеку, не дослушав даже, что его привело, а то и вовсе не спросив ни единого слова. То же и с письмами: чтобы отвечать на послания, Серафиму Саровскому по большей части не требовалось их распечатывать. Складывалось впечатление, что ему заранее ведомы духовные нужды и скорби просителей.

В труде митрополита Вениамина (Федченкова) «Всемирный светильник» рассказывается, что в бытность его настоятелем Высокогорской пустыни, наместник Троице-Сергиевой лавры и духовник митрополита Московского Филарета архимандрит Антоний (Медведев) стал свидетелем прозорливости старца. Удивившись, он сказал: «Батюшка, душа человеческая перед вами открыта, как лицо в зеркале, в моих глазах». Отец Серафим на это не сказал ни слова, и отец Антоний добавил: «Теперь я вижу: ум ваш так чист, что от него ничего не сокрыто в сердце ближнего».

После этого Серафим Саровский сказал:

— Не так ты говоришь, радость моя. Сердце человеческое открыто одному Господу, и один Бог — сердцеведец, а приступит человек, и сердце глубоко[30].

И далее он объяснил:

— Ко мне идут, как к рабу Божию. Я, грешный Серафим, так и думаю, что я грешный раб Божий, что мне повелевает Господь, то я и передаю требующему полезного. Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только верую, что так мне указывает воля Божия для его пользы. А бывают случаи, когда мне выскажут какое-либо обстоятельство, и я, не поверив Его воле Божией, подчиню своему разуму, думая, что это возможно, не прибегая к Богу, решить своим умом: в таких случаях всегда делаются ошибки.