Век перевода. Выпуск 1 - [50]

И Джон ответил: «С превеликой радостью, государь».

О ВЕРНОЙ СОБАЧКЕ ФИДЕЛЬКЕ

Один человек скакал верхом, по своим делам поспешая,

А следом бежала его собачка Фиделька небольшая.

Он обращался к ней с ласковым словом время от времени,

А она то отставала, то держалась у стремени.

Ровной рысью бежала его добрая кобыла,

А стояла жара, потому как дело летом было.

Дорога была длинна, и часы за часами бежали,

И вот наконец все трое ужасно устали.

Лошадь стала спотыкаться и вся вспотела,

И Фиделька выбилась из сил и отдохнуть захотела.

Она легла на землю и жалобно заскулила,

И хозяину пришлось остановиться, хоть его это злило.

Он спешился и привязал лошадь к дереву,

И она стала спокойно щипать траву,

А хозяин мешок с золотом от седла отвязал,

Положил на землю и Фидельке сторожить приказал.

Сам же он улегся, укрывшись плащом,

И вскорости захрапел, не думая ни о чем,

А собачка прикорнула рядышком скромно,

И ее охватила дремота из-за усталости огромной.

Но заснуть как следует не удавалось ей долго,

Ибо она не забывала своего долга

И временами вскакивала и бегала с громким лаем

Вокруг мешка с золотом, что ею был охраняем.

Время шло, а хозяин и не думал просыпаться,

И Фиделька стала беспокоиться и волноваться,

И стала, повизгивая, лизать хозяину нос и щеки его,

Чтобы он пробудился от сна глубокого,

Потому что верная собачка, чье сердце не знало фальши,

Понимала, что им пора ехать дальше.

Наконец она громко залаяла от волнения,

И хозяин проснулся в беспокойстве и огорчении.

Он заторопился и вскочил на кобылу

Погоняя ее вперед что есть силы,

Но Фиделька, несмотря на его крики и повелительные жесты,

Нипочем не хотела уходить с этого места.

Она тревожно лаяла и металась,

То догоняла лошадь, то назад возвращалась,

И хозяин ужасно рассердился

И решил, что разум у собаки помутился.

Фиделька пребывала в большой тревоге,

А хозяин поскакал вперед по дороге,

И собака его с трудом догнала,

Когда он остановился у ручья, чтобы лошадь воды попила.

Фиделька звонко лаяла, а хозяин думал: ну и дела!

Похоже, собачонка полностью спятила. —

И тут она помчалась назад, непонятной силой влекома,

А он окончательно решил, что у нее не все дома.

Он выхватил пистолет, и окрестность шумом выстрела огласилась,

Бедная собака бездыханной на землю свалилась,

А хозяин, лишась настроения беззаботного,

Поскакал дальше, печалясь о потере полезного животного.

Но отъехав недалеко, он внезапно остановился,

Потому что вдруг мешка с золотом хватился,

Каковой мешок неизвестно куда девался,

То ли упал по дороге, то ли на месте привала остался.

И он погнал лошадь назад в бешеной скачке,

Тяжко вздыхая об участи бедной собачки,

И, глядя на краснеющие на земле кровавые пятна,

Горевал о потере своей невозвратной.

И раскаянье впилось ему в сердце тысячью жал,

Когда он увидел, что мешок с золотом лежит где лежал,

А рядом простерт бездыханный собачий труп,

И понял хозяин, как его злой поступок был глуп.

И он приторочил мешок к седлу и поехал, торопясь к сроку,

Оплакивая Фидельку, чью жизнь оборвал так жестоко.

А эта печальная история нам наука,

Ибо всем надо исполнять свой долг, как эта благородная сука.

ОСТИН ДОБСОН (1840–1921)

ДРУЖЕСКОЕ ПОСЛАНИЕ ЭСКВАЙРУ, ПРИ ВРУЧЕНИИ ЕМУ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ УИЛЬЯМА ХОГАРТА

Любезный друг! — конечно, надо

Для вас рондо иль хоть балладу

Состряпать бы, но на сей раз

Мне образцом стал «гудибрас».

И впрямь — к чему нам выкрутасы?

Писал размером «гудибраса»

Джон Гей покойный — значит, мне

Годится тоже он вполне.

А вы, я знаю, влюблены

В тот век — и памяти верны

Его роскошества и блеска,

Безумств, дурачества, бурлеска,

Дуэлей, париков, памфлетов,

Педантов и плохих поэтов,

Фарфора «челси», паланкинов,

Азартных игр и кринолинов.

В те дни писатели, как овцы,

Ножу издателя-торговца —

Ох, эти Тонсоны и Кёрллы! —

Смиренно подставляли горло;

Дик Сэвидж, нагрузясь в пивной

Дремать шел, как к себе домой,

Под ковент-гарденские своды

В компании шального сброда;

А даму модную, бывало,

Не раз Аврора заставала

За ломбером иль фараоном, —

Супруг же, шляясь по притонам,

Налившись до краев кларетом,

Домой являлся лишь с рассветом,

Чтоб праведным забыться сном, —

Вот образцовый светский дом!

Но сколько вкуса в их нарядах!

Как весело на маскарадах!

Как полон театральный зал!

Великий Гаррик там блистал —

Сегодня он преступный Ричард,

А завтра в паре с миссис Притчард

Макбета нам изобразит,

И желчный Сэмми Фут сострит,

А Чарли Черчилль восхитится…

Но полно! Иль длиной сравниться

Придется повести моей

С известным списком кораблей.

Вот книга вам. Ее герой

Нарисовал сей век шальной —

Кутил, и щеголей, и дам,

Тюрьму, театр, балет, Бедлам,

И проповедников, и слуг,

Развратников и потаскух,

Повес, бездельников, банкротов,

И юных дев, и тощих скоттов,

И выборы, и модный брак,

Судейских, шарлатанов, скряг,

Ханжей напыщенных и своден,

Старух, красавиц и уродин…

Как в зеркале нам показал

Свой век сей новый Ювенал.

Но жаль: герою, как назло,

С биографом не повезло.

СТИВЕН ВИНСЕНТ БЕНЕ (1898–1943)

ПАПА АЛЕКСАНДР БОРДЖИА УГОЩАЕТ ОБЕДОМ КАРДИНАЛА КАПУАНСКОГО

Вот и павлин! Каков!

Не правда ль, наслаждение для глаз

Его окрас? —

Игра оттенков, глубина тонов

И переливы зелени, — а хвост

Как блещет золотом!

Здесь нужен тост!

Отменный раритет