Век перевода. Выпуск 1 - [4]

Усердствовал в служенье неустанном;

Но тернии растит моя тропа,

И небеса поволоклись туманом;

Меня забыли в племени моем,

И поприща былого не осталось;

И по земле отныне мы вдвоем

Влечемся: я — и горькая усталость;

И я взываю: Господи! укрой

Благословенною могильной тенью

Того, кто жаждет мира, как герой,

Отдавший силы славному сраженью.

Ужели нужен я людскому роду,

Коль убывает утомленный слух,

И зренье иссякает год от году,

И черною тоской охвачен дух?

Да! время, хоть оно разит нескоро,

Браздами прочертило мне чело,

И унесло былую ясность взора,

И светлые виденья унесло;

И холодны, как лед, мои седины,

И мой хребет сгибается в дугу…

Ты внемлешь эти вздохи? Ни единый

Я без усилья сделать не могу.

О, смилуйся над немощным рабом,

Который искони Тебе был верен,

А нынче в Твой обетованный дом

Скребется, схожий с изнуренным зверем!

III

Он застенал, как позабытый пес,

Потом умолк… Недвижный, как утес,

Остался Моисей на горной тверди,

И ждал, дабы явился Ангел Смерти

И душу возрыдавшую унес.

И выслал Бог сурового гонца…

Но тот витал, приблизиться не смея,

И старого не тронул мудреца,

Зане объял седины Моисея

Горящий нимб тернового венца!

И не был явлен вожделенный знак

И понял старец, что вотще и втуне

Мольбы летели в запредельный мрак,

Подобно волнам, вздыбленным в буруне…

И выпрямился он, и молвил так.

IV

«Я кротостью покоя не обрел…

Смиренье ныне уступает гневу!

Светилам внятен жалобный глагол,

И зверю, и несмысленному древу, —

Но не Тебе, Всевидящий Творец,

Презревший муку племени людского,

Не милующий плачущих сердец,

Не внемлющий отчаянного слова,

Не ставивший вовек препоны злу,

Не даровавший праведным награды…

Услышь! Я в небо возношу хулу,

Когда молитве небеса не рады!

Услышь! Тебе глаголет жалкий прах!

Пророком бывший, ныне ставший тленом,

Тебе во славу, сатане во страх

Я ратовал с усердьем неизменным.

Зачем не умеряешь эту боль,

Зачем не утоляешь эту жажду?

Зачем — ответствуй, Боже! — и доколь

Влачить страданье, коим ныне стражду?

Зачем Ты сокрушал мои мечты?

Зачем дарил и тотчас отнимал их?

Зачем, Господь немилосердный, Ты

Великим сотворил меня средь малых?

О сеятель, забывший о посеве!

О Ты, поправший собственный закон, —

Я гневаюсь! И, говоря во гневе,

Сулю Тебе неслыханный урон!

Освобожденный от былого плена,

Пылает факел моего ума!

И круг земной, забав Твоих арена

И рода человечьего тюрьма,

Назавтра обратится битвы полем!

О, я взбунтую злополучный род,

И, вопреки томлениям и болям,

Оковы Божьи смертный разорвет.

Там, где согласно шелестят леса,

Восставлено Тобою древо было:

Его питала светлая роса

И согревало ясное светило;

Оно росло, оно стремилось вверх,

Оно укрыло травы доброй сенью…

Ты Сам его растил — и Сам поверг,

Ты, недоступный страху и сомненью!

Растил и я Господней славы ствол

И пестовал его в миру, в котором

Повергну это средоточье зол

Перед смятенным человечьим взором».

V

И внял Господь сей дерзновенный глас,

Подобный реву буйного потока,

И гневом возгорелось Божье око,

И гром твердыню горную сотряс,

И молния ударила в пророка.

И умер порицавший Судию…

А Бог сошел во славе и печали,

И хладный прах воспринял в пясть Свою,

И схоронил в неведомом краю,

Где никогда молитвы не звучали.

Эли Бар-Яалом >{2}

ИЕГУДА ГАЛЕВИ (до 1075 — после 1141)

РАБЫ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

Все рабы обстоятельств — рабы у рабов.

Лишь Единого раб — без цепей и оков.

Оттого я воскликну, судьбу избирая:

«Мне уделом — Единый, во веки веков!»

НАТАН АЛЬТЕРМАН (19Ю — 1970)

ТАК ПОКИДАЮТ ГОРОД

Один бизнесмен

вернулся домой

закрыл за собою

замок дверной

сосчитал свои деньги

в доме пустом

сосчитал и своих

врагов, а потом

стер из памяти

все имена

одно оставил

на все времена

и, свет погасив

и окно распахнув,

отрастил себе крылья,

перья и клюв

прыжок за окно

как крылатая тень

над спящим городом

пролетел

РАХЕЛЬ (1890–1931)

Ты так, как и встарь, до конца — предо мной:

далекий и близкий, чужой и родной.

Ты — рана на сердце, и кровь, как в огне,

алеет, сверкает, поет в вышине.

Послушай, как голос кричит в никуда:

тебе, для тебя, о тебе — навсегда…

ЙОНАТАН ГЕФЕН (р. 1947)

АМЕРИКАНСКИЙ ТУРИСТ В РИМЕ

Я его встретил около Пьяццы,

он щелкал Италию на фотопленку.

Он помнил, что надо в ней что-то увидеть

и умереть; но забыл, что точно,

вот он и шлялся повсюду, как Каин,

в широкополой техасской шляпе

вместо каиновой печати.

Кстати, потом нашли его мертвым,

через два года, в лесах Вьетнама:

ах да! Неаполь!

Анна Блейз >{3}

УИЛЬЯМ БАТЛЕР ЙЕЙТС (1865–1939)

СКРИПАЧ ИЗ ДУНЕЯ

Как играю на скрипке в Дунее —

Ходит пляс морскою волной.

А двоюродный брат мой — священник,

И священник — мой брат родной.

Пусть читают святые книги —

Я и в этом не уступил:

Всё читаю я книгу песен,

Что на ярмарке в Слайго купил.

Как помрем и пойдем на небо

И придем к Петру у ворот,

Всех троих он улыбкой встретит,

Но меня пропустит вперед.

Потому что праведный — весел,

Коль родился не в горький час,

А веселым по нраву скрипка,

А веселым по нраву пляс.

И завидев меня, столпится

Райский люд, закричит: «Вот те на!

Да ведь это скрипач из Дунея!»

И запляшет, как в море волна.

НЕИЗБЫВНЫЙ ЗОВ

Умолкни, неизбывный сладкий Зов!

Ступай к небесным стражам-овчарам —

Пускай кочуют до конца веков

Тебе вослед сияньями во тьме.

Иль не слыхал ты, что душа стара,

Что ты — в прибое, в шелесте дубов,