Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей - [20]

.

Это высказывание противоречит содержанию второго тома «России и русских», где заметна осведомленность автора о политических событиях и законодательных актах, имевших место после его изгнания. В предисловии к трехтомнику Тургенев признается: «Напрасно хотел я разорвать связь с Россией: родина сохраняет неодолимую власть над нами»95. Далее, в конце первого тома, он признается: уже было решив, что окончательно отделился от России, он взялся за написание мемуаров, и это всколыхнуло старые воспоминания, почти исчезнувшие впечатления, которые вновь нахлынули на него – «живые и трепещущие»96. Годы осознанных попыток оторваться от России ни к чему не привели. В записке, адресованной Николаю I, Михаил Бакунин, посетивший Тургенева в Париже в 1840‐х годах, нарисовал портрет одинокого человека, единственное желание которого – вернуться в Россию97.

С 1833 года Тургенев жил в пригороде Парижа вместе с женой Кларой де Виарис. В 1835 году родилась его дочь Фанни, в 1843‐м – сын Альберт, в 1853‐м – сын Пьер-Николя, в будущем известный скульптор. В Париже Тургенев почти не общался с русскими. Впрочем, большинство из них, за исключением некоторых эмигрантов, таких как Бакунин и Герцен, и сами избегали его. Однако Тургенева весьма занимал вопрос о том, как принимает публика «Россию и русских», и он прилагал немало усилий, чтобы привлечь к своей книге внимание интеллигенции в Англии и Франции; в конце концов во французских журналах появились две большие хвалебные рецензии98.

Считается, что публикация трехтомника не вызвала большого отклика за рубежом и мало отразилась на России, где его издание было запрещено цензурой. Такое мнение о холодном приеме во Франции сочинений Тургенева опирается на доклад агента российской тайной полиции Я. Н. Толстого, по разумению которого Тургенев «представляет Россию такой, какой она была более 20 лет назад […] и не учитывает огромный прогресс России с того времени. Сверх того я уверен, что эта книга не завоюет известность: ее многословность, парадоксы и неинтересный 1‐й том неизбежно оттолкнут читателей»99.

Здесь нужно внести уточнение. В действительности книга добралась до Сибири, где некоторые декабристы приняли ее весьма заинтересованно, хотя и неоднозначно100. Рецензии появились в Англии и в Германии; вскоре после французского издания вышел и немецкий перевод, что говорит о международном резонансе его книги101. Сам Тургенев был весьма доволен тем, как приняли его труд. В письме к Жуковскому он отмечал: «здесь нашлись люди, кои прочли все три тома, от доски до доски, без остановки […] Правда, что здешние были не русские: от русского ни от одного я еще ничего не слышал о моей книге, по простой причине, что я ни одного не вижу»102. Сообщая, что многие читатели упрекают его в излишней умеренности, Тургенев находил утешение в том, что книга понравилась польскому поэту Адаму Мицкевичу. Он добавлял также, что вышедшее в Бельгии пиратское издание избавит его от проблемы переиздания103. Судя по всему, мнение, будто бы Тургенев жил уединенно, не сумев влиться в общественную жизнь Франции, и что его opus magnum был проигнорирован, весьма далеко от истины.

В 1856 году Тургенев направил прошение недавно взошедшему на престол царю Александру II, а в 1857‐м был помилован. Ему возвратили дворянство, чин и награды, хотя пенсии он не получил. Тургенев трижды посещал отечество (в 1857‐м, 1859‐м и 1864 году), но никогда не намеревался поселиться там, несмотря на все свои заверения в неугасимой любви к России. Во время первой поездки он посетил полученное по наследству имение в Тульской губернии и освободил четыреста крепостных, воплотив в жизнь принципы, описанные в его теоретических работах по крепостному праву. Ранее, в 1818 году, он уже предпринимал попытку облегчить положение своих крестьян, когда посетил родовое имение Тургенево. Тогда он составил инструкцию по управлению поместьем и, чтобы пресечь злоупотребления управляющего, разрешил определенную свободу самоуправления крепостных через избрание старост, пытаясь исподволь внушить крестьянам стремление к личной пользе. Однако он полностью изменил свое решение, как только понял, что такая реформа создает массу проблем. Несмотря на то что теоретически он осознавал моральные и экономические преимущества оброка по сравнению с барщиной, Тургенев долго не решался перевести своих собственных крепостных на оброк, однако в конце концов все же приказал это сделать104.

На этот раз, в 1857 году, он действовал смелее: отдал треть земли крепостным в неотторжимую собственность, а оставшуюся землю сдал им в аренду по относительно высокой цене, в сумме эквивалентной оброку, который он собирал бы с имения, если бы крестьяне остались крепостными. А. Н. Шебунин отмечал, что, хотя формально крепостные были освобождены, количество земли, которую они получили в собственность, было недостаточным для существования, и это вынудило крестьян согласиться на обременительные условия аренды соседних земель, остававшихся в собственности Тургенева105. Подробно описав свои действия, Тургенев признавал, что в отсутствие общей правовой базы, при сохранении подушной подати и рекрутской повинности, крестьянская община была заинтересована в том, чтобы все крестьяне оставались на месте и выполняли свои обязанности