Вехи 70-летия. Очерк советской политической истории - [30]

Этот поразительный парадокс — похвала успехам и признание кризиса, результата успехов — наблюдается уже не первый раз. В 1953 г. наследники Сталина обнаружили катастрофическое положение страны, несмотря на все «успехи», о которых не переставали говорить при жизни Вождя. В 1964 г. кризис объявили результатом «волюнтаризма» предшествующего первого секретаря, имя которого перестало упоминаться. Сегодня вина за катастрофу — экономическую, социальную, культурную — возлагают на Брежнева, правившего страной 18 лет.

Деятельность Горбачева принадлежит еще сегодняшнему дню. Реальных ее результатов пока нет.

Характерная черта «горбачевского времени» — массивное использование средств массовой коммуникации для создания представления о движении, деятельности, переменах. Большой эффект вызвали меры по ограничению продажи алкоголя. Но это прежде всего видимость перемен, ибо алкоголизм не сократился, но ушел вглубь. Не случайно ключевым словом «горбачевского времени» выбрано слово — гласность. Голос, разговор, слово, как, может быть, никогда раньше служат инструментом политики. Выбор этого инструмента объясняет особую роль творческой интеллигенции в пропаганде идей «перестройки» — второго слова-ключа. Разрешение на публикацию ряда запрещенных ранее книг опальных по разным причинам писателей, на выпуск десятилетиями лежавших на полке фильмов позволило влить в советскую культуру немного живой крови, без которой она вела жалкое существование. Когда прозвучало слово-разрешение «гласность» оказалось, что у корифеев советской литературы нет книг, которых бы им не издавали. Новой кровью были умершие писатели и поэты, либо авторы книг, написанных два десятилетия назад.

Законы, нацеленные на изменение положения в народном хозяйстве, еще не оказали никакого воздействия, если не считать растерянности и неразберихи, вызванных поспешностью внедрения новых постановлений.

Наиболее эффектные и реальные результаты достигнуты Горбачевым во внешней политике. Многочисленные советские предложения по ядерному разоружению, совпавшие с непременным желанием американского президента подписать с Москвой договор, открыли новый период «разрядки». Горбачеву удалось добиться того, чего не сумели сделать Андропов и Черненко — удаления американских ракет «Першинг» из Западной Европы.

Деятельность Горбачева продолжает традицию перемен, наступавших после каждой смены на посту генерального секретаря. Он разрушает партийную машину, созданную предшественником, и строит свою. Снова процесс овладевания властью генеральным секретарем идет под лозунгом исправления ошибок, совершенных до него. Логика поведения генеральных секретарей безупречна: для того, чтобы произвести изменения, улучшить социализм, генсек должен обладать тотальной властью. Только в процессе изменений, перемен можно разрушить старый аппарат и обрести тотальную власть. Все перемены должны «улучшать» систему, но ни в коем случае ее не ломать. Как любит повторять Горбачев «нам нужно больше социализма».

Сегодня в Советском Союзе сопротивление переменам оказывают не мифические «ястребы» в Политбюро, «оппозиционеры» в аппарате. Главный противник перемен — советский человек. Катастрофа «зрелого», «развитого» социализма — это оборотная сторона его успехов в деле формирования советского человека. В результате процесса строительства социализма, отмеченного страшными вехами «красного террора», коллективизации, поспешной индустриализации, «ежовщины» и т. д. и т. д., сложился человек, потерявший интерес к труду, в страхе ожидающий, что завтра может быть только хуже. Этого человека Горбачев хочет включить в «перестройку», чтобы социализм пошел еще дальше.

Призывы к «гласности» подменяют требование свободной дискуссии о подлинных причинах катастрофы. Даже наиболее отважные критики «времени Брежнева» говорят о том, что кризисные явления появились лишь «в последние десятилетия», о необходимости улучшения всего лишь «системы управления производством».

Будущее покажет, что дала «перестройка». Пока же стоит вспомнить, что писал замечательный русский историк Василий Ключевский о реформе Петра: «Она была революцией не по своим целям и результатам, а только по своим приемам и по впечатлению, какое произвела на умы и нервы современников. Это было скорее потрясение, чем переворот… Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозою власти вызвать самостоятельность в порабощенном обществе… Он хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно».

Париж, октябрь, 1987