Ведущий в погибель - [248]

— Не знаю. Возможно.

— Вот как, — отметил Курт, переглянувшись с фон Вегерхофом, и тот едва заметно передернул плечами. — Хорошо. Итак, каков был план?

— Он предложил нового птенца — дочь местного фогта. Старик сказал, что девчонка ему приглянется, и сам Арвид после подтвердил это. Хелена могла бы… Впрочем, я это уже говорил, — устало оборвал тот. — Это было первым шагом. Второй шаг — подчинение наместника. Арвид должен был сделать все, чтобы фогт не лез в дела города, что бы в городе ни происходило.

— А в городе происходили нападения стригов… Это тоже часть плана, или просто девица вышла из-под контроля?

— Птенец, вышедший из-под его контроля? — улыбнулся Конрад. — Это невозможно.

— Стало быть, часть плана. Для чего?

— Для Арвида это была неплохая возможность дать ей испытать свои силы, выпустить на охоту — под надзором, но все же на охоту самостоятельную, не опасаясь последствий. Хорошая возможность обучить птенца. Для старика же… он сказал, что это должно будет вызвать панику, слухи, сплетни… Вы застали нас фактически на тюках — мы должны были покинуть эти места через неделю-другую. В этом и был план. Просто пошуметь в Ульме, навести страх и — исчезнуть спустя время. Когда все успокоились бы, фогту припомнили бы, что он ничего не сделал, что ставленник Императора погрязал в праздности, когда подданных убивали. Потом без Арвида ему должно было стать невмоготу, а это не могло бы не привлечь внимания, и inspector от Императора, явившись сюда, увидел бы невменяемого наместника, исчезнувшую в никуда его дочь, пропавшую стражу. Информация об этом должна была пойти в люди, все стали бы говорить о том, что императорский ландсфогт связался со стригами и кормил их горожанами — быть может, за деньги; не знаю таких деталей. Как я понял, все это какая-то политическая игра, и только.

— «И только», — покривился Курт. — Конечно; по-вашему, серьезные проблемы — это короткая ночь и тесный гроб… Так стало быть, эта, с позволения сказать, операция есть фон для беспорядков в предместьях Ульма.

— Уже сказал — не знаю. Наверняка. Нам было все равно.

— Ты сам лично видел того старика?

— Не совсем, — замявшись, не сразу отозвался птенец. — Однажды я присутствовал на встрече с ним, и тот явился такой… таинственный. В балахоне, похожем на монашью рясу. Я видел только руки — в морщинах, и слышал голос — очень тихо. Сомневаюсь, что узнал бы его, если б услышал снова.

Сухие морщинистые руки, едва видные из-под рукавов, тихий шепот, гулко звучащий под сводами кельнских катакомб, спрятанных под живым городом…

Déja-vu, сказал бы фон Вегерхоф…

— Он называл свое имя?

— Нет. Возможно, Арвиду; не знаю. Я не спрашивал. Если Арвид не сказал чего-то сам — на вопрос он не ответит; и я не спросил.

— Вы должны были встретиться с ним после завершения вашей операции?

— Да, — кивнул птенец и покривил посеревшие губы в усмешке: — Но если ты надеешься на то, что я укажу его укрытие — ошибаешься. Не знаю. Он сказал «я сам тебя найду».

— И твой мастер не возразил?

— Возразил, — неохотно ответил Конрад. — Но толку от этого было мало.

— Допустим, все так, — согласился Курт неспешно. — Но тогда к чему было подбрасывать то письмо?

Птенец нахмурился, переведя непонимающий взгляд с него на фон Вегерхофа.

— Письмо? — переспросил он растерянно. — Что еще за письмо?

— Конрад, — остерегающе произнес Курт, шагнув к окну и тронув ставню; Конрад вздрогнул, непроизвольно рванувшись в сторону.

— Ни о каком письме мне не известно, — четко, явственно выговорил стриг, силясь сохранить остатки выдержки. — Я просто не знаю, о чем ты спрашиваешь.

— Письмо, — повторил Курт, пытаясь отследить выражение стылых глаз напротив, пытаясь увидеть, не дрогнет ли в них та самая тень, тень узнавания. — Убитый инквизитор. Уверен, что сказать нечего?

— О чем бы ты ни говорил, это не к нам. Никаких писем мы не посылали, не передавали и не получали, инквизиторов не трогали — кроме тебя. Если ты уверен, что то, о чем ты спрашиваешь, связано с произошедшим в этом городе, это сделал тот старик, не мы.

— Звучит почти убедительно, — кивнул Курт, убрав от окна руку. — Но появление инквизитора в городе в планы не входило?

— Старик сказал, что Инквизиции не будет. Что Ульм — слишком сложный регион, и вы сюда не полезете, и даже если появится кто-то из вас — это случится уже после того, как мы уйдем.

— И вы этому поверили? Ты поверил?

— Я давно не был дома, — отозвался Конрад нехотя. — И когда был в последний раз — Инквизиция особенной сообразительностью и уж тем более оперативностью не отличалась. Я знал, что все изменилось, но не знал, насколько; и — да, я ему поверил, ибо что такое швабы — это я помню.

— Как давно была обращена Хелена фон Люфтенхаймер?

— Не могу вспомнить точно. В феврале… в начале февраля. Это имеет значение?

— Здесь я спрашиваю, — напомнил Курт многозначительно, и тот зло сжал губы. — Как это происходило? Фон Люфтенхаймеру давали время обдумать это?

— Фон Люфтенхаймер? — усмехнулся птенец. — Кто его спрашивал… Арвид просто подчинил его, это было несложно; фогт объявил прислуге, что в его замке дорогие гости, и мы смогли спокойно заняться делом. Но, к вашему сведению: Хелена была обращена по ее согласию. Ей — выбор дали. Об этом Арвид предупредил того старика: если кандидат в птенцы не удовлетворит его требований, договор будет пересмотрен, и план меняется.