Ведуньи - [124]

Жаркая волна прошла по его телу, бросилась в лицо. Каким же он оказался глупцом! И слабаком. А все из-за того, что ему хотелось быть по-настоящему любимым, по-настоящему понимаемым. Ничего настоящего в Саре нет! И ее девичья красота, и невинность ее души, и ее верность – все это лишь колдовские чары!

Она, видно, сразу поняла, в чем его слабость, и появилась перед ним как раз в тот день, когда ему удалось укротить Бонни. Ей ничего не стоило сделать так, чтобы он увидел в ней все то, о чем так давно мечтал. Она с легкостью околдовала его, и он отдал ей всего себя, отказался от всего, что было ему привычно и дорого. А ее мать, колдунья, все это время плела смертельные магические путы для Сэма Финча. И, конечно же, это ее брат Джон приказал своему подручному демону убить священника. А если вспомнить, сколько злодеяний она сама совершила? Прокляла Гэбриела, наслав на него чесотку, передвинула ветку, чтобы Молли непременно об нее споткнулась – это он собственными глазами видел. И, наверное, отчасти всегда чувствовал, что на самом деле она не совсем такая, какой ему кажется, что в сплетнях о ней есть и доля правды. Ну что ж, один-единственный раз он не послушался голоса сомнений, но больше это не повторится.

Ничто не было правдой. Ни та сила, которую она якобы в нем видела. Ни то чувство, что прочно связало их души. Ни та замечательная жизнь, которую они вместе мечтали построить.

Дикая прекрасная ведьма! Это она все задумала и создала с помощью своих чар.

Гэбриел рассмеялся, видя раздумья Дэниела, и хлопнул его по плечу:

– Да ты радуйся, Дэниел, что все именно так повернулось! Ведь ты избежал страшной участи – мужем ведьмы стать!

Он снова расхохотался, и Дэниел, оттолкнув его, ринулся за дверь, на яркий солнечный свет. Только Гэбриелу могло прийти в голову, что он, Дэниел, станет радоваться подобному стечению обстоятельств, ведь он переживал сейчас худший момент в своей жизни. В кармане штанов он нащупал подаренный Сарой камень. Нет, он все-таки не мог пока еще с ним расстаться!

* * *

Весь день Дэниел работал, как каторжный; никогда раньше он не проявлял такого рвения; на ладонях у него образовались кровавые мозоли, рубаха насквозь промокла от пота и противно липла к спине. Он видел, как молодые кролики играют на краю поля – раньше подобное зрелище наверняка доставило бы ему радость, но сейчас он ни в чем не находил утешения, ничем не мог успокоить свою душу.

В последние несколько месяцев он стремительно ломился сквозь жизнь, разрушая все на своем пути и оставляя за собой след этих разрушений. Он собирался покинуть родной дом и отказаться от наследства; он втянул в свои затеи священника, и тот в итоге был зверски убит; он повернулся спиной к Филлис, и она стала жертвой сластолюбивого негодяя; он и от Молли отвернулся, тем самым подтолкнув ее к этому мерзавцу Гэбриелу, который ее развратил и обрюхатил. Он по собственной воле позволил злу завладеть его душой.

Он косил траву, выпалывал сорняки, пахал и делал все, что приказывал отец, но его взбаламученная душа так и не обрела покоя.

Лишь под конец дня, устав до потери сознания, он решил выбрать тот путь, который сможет хоть как-то облегчить его совесть.

* * *

Бетт и Гэбриел уже разошлись по домам, и на кухне стояла тишина.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал Дэниел.

Отец удивленно поднял бровь, отхлебнул из кружки и кивнул. Дэниел сел, на этот раз не испытывая никаких дурных предчувствий, никакого страха. Им владела лишь спокойная решимость сказать отцу то, что он непременно должен ему сказать. И попытаться исправить хотя бы то, что в его силах.

Исправить прямо сейчас. Прежде чем он снова окажется опутан колдовскими чарами Сары.

– Отец, я должен тебе признаться: хоть ты и запретил мне ухаживать за Молли Мэтьюз, я все-таки продолжал за ней ухаживать.

Отцовская кружка с элем замерла в воздухе.

– Но, по-моему, ты ей отказал?

– Я… да, отказал. Но она настаивала, и я не…

Отец кивнул:

– Ясно.

– В общем, я с ней переспал.

– Вот как?

– И она…

– Ох, нет!

– Да.

Дэниел молча ждал, пока отец переварит столь неожиданное сообщение. Еще совсем недавно Дэниел побоялся бы говорить отцу о подобных вещах, зная, что за этим последует вспышка бешеного гнева и даже побои, но теперь он больше не боялся отца. Сидел и слушал, как у него за спиной в очаге потрескивает огонь.

– Насколько я знаю, – каким-то нерешительным тоном начал отец, – для таких случаев у женщин кое-какие средства имеются…

– Она все пробовала.

– И что, не помогло?

Дэниел только головой покачал. Отец залпом допил эль, вытер рот тыльной стороной руки, вздохнул и выставил из-под стола ногу, словно собираясь встать. Потом снова убрал ногу под стол и тяжело обронил:

– Разочаровал ты меня, сынок.

И Дэниел, упорно глядя на желобок в деревянной столешнице, тихо ответил:

– Я и сам себя разочаровал.

– Ну что ж, ты знаешь, где материно кольцо хранится.

– Знаю.

– Не так я тебя женить надеялся, – вздохнул отец.

– И я тоже.

– Но ты хоть любишь ее? А, сынок? Чтобы голову в такую петлю совать? Любишь ли ты ее, как я твою мать любил? Станешь ли так же о ней заботиться? На ту ли руку ты священное материно кольцо наденешь?