Ведомство страха - [4]

– Я не собираюсь здесь наживаться. Вот возьмите фунт стерлингов, но кекс я хочу оставить себе.

Мистер Синклер, уже не таясь, махнул рукой остальным, показывая, что дело проиграно. Роу спросил:

– Может, вы хотите, чтобы я вернул вам «Маленького герцога»? Ведь и он даст возможность вашей миссис Фрейзер сделать скромный вклад в общее дело?

– Право же, не стоит разговаривать со мной таким тоном.

День был безнадежно испорчен: глупая стычка заглушила дорогие воспоминания, навеянные духовым оркестром.

– До свидания, – произнес Роу.

Однако ему не дали уйти: на помощь мистеру Синклеру подошла целая делегация, ее возглавляла дама, наблюдавшая за поисками клада; поля ее шляпы взволнованно колыхались.

Она жеманно улыбнулась:

– Боюсь, что несу вам дурную весть.

– Вы тоже хотите получить кекс? – спросил у нее Роу.

Она снова улыбнулась, но теперь с напускным простодушием:

– Мне придется его у вас отнять. Видите ли, к сожалению, произошла ошибка. Относительно его веса. Он совсем не такой… как вы сказали. – Она сверилась с бумажкой, которую держала в руке. – Та грубая женщина была права. Настоящий его вес: тысяча пятьсот пятьдесят Граммов. И вот тот джентльмен, – она махнула рукой в сторону киоска, – выиграл кекс.

Там стоял человек, который поздно приехал на такси и побежал в шатер миссис Беллэйрс. Сейчас он держался в тени киоска, где разыгрывался приз, предоставляя дамам-благотворительницам защищать его права. Неужели миссис Беллэйрс подсказала ему вернее?

– Странно, очень странно, – сказал Роу. – Он назвал точный вес?

Дама ответила с некоторым замешательством, как неопытный свидетель, припертый к стенке во время допроса:

– Ну, не совсем точный… Он ошибся граммов на сто… – Тут к ней вернулся апломб: – Он сказал, что кекс весит кило шестьсот пятьдесят граммов.

– В таком случае кекс все равно остается за мною, потому что в первый раз я угадал его вес, сказав, что в нем полтора кило. Вот вам фунт на ваши добрые дела. И всего вам хорошего!

На этот раз, видно, он поймал их врасплох: они совсем онемели и даже забыли сказать спасибо за деньги. Выйдя из ворот, он оглянулся, и увидел, что люди, стоявшие у киоска, тоже подошли к ограде, Он помахал им рукой. Афиша на решетке гласила:

«Фонд помощи Матерям свободных наций. Благотворительный базар… под покровительством членов королевской фамилии…»

II

Артур Роу жил на Гилфорд-стрит. В самом начале воздушной войны посреди улицы упала бомба и разрушила здания по обеим сторонам, но Роу продолжал там жить. Вокруг рушились дома, но он никуда не переезжал. Окна в комнатах были забиты фанерой вместо стекол, двери покосились, так что на ночь приходилось их подпирать. У него была спальня и гостиная на первом этаже, а обслуживала его миссис Пурвис, которая тоже продолжала там жить, потому что это был ее дом. Он снял комнаты с мебелью и не позаботился о том, чтобы их по-своему обставить, чувствуя себя путником, ставшим на привал в пустыне. Его книги были либо в самых дешевых изданиях, либо взяты из публичной библиотеки, кроме «Лавки древностей» и «Давида Копперфилда», их он читал постоянно, как когда-то читали библию, пока не запоминал целые главы наизусть. И не потому, что эти книги ему нравились, а потому, что он читал их в детстве, и они не вызывали у него более поздних ассоциаций. Картины принадлежали миссис Пурвис – аляповатая акварель, изображавшая заход солнца в Неаполитанской бухте; несколько гравюр и фотография покойного мистера Пурвиса в крайне старомодном мундире 1914 года. Уродливое кресло, стол, покрытый тяжелой суконной скатертью, фикус на окне – все это принадлежало миссис Пурвис, а радиоприемник был взят напрокат.

Имущество Роу состояло из пачки сигарет на каминной доске, зубной щетки, бритвенных принадлежностей в спальне (мыло дала миссис Пурвис) и картонной коробочки со снотворным. В гостиной не было даже бутылки чернил и писчей бумаги – Роу не писал писем, а подоходный налог вносил через почтовое отделение.

Можно сказать, что кекс и книжка заметно умножили его имущество.

Придя домой, он вызвал миссис Пурвис.

– Миссис Пурвис, – сказал он, – я выиграл этот кекс на благотворительном базаре. Нет ли у вас случайно подходящей коробки?

– Довольно внушительный кекс по нынешним временам! – воскликнула миссис Пурвис, жадно поглядывая на лакомство. Но она оголодала не из-за войны, миссис Пурвис не раз признавалась Роу, что с юности была сладкоежкой. Маленькая, щуплая, обтрепанная, она очень опустилась после смерти мужа и постоянно жевала сладости; на лестнице пахло, как в кондитерской; повсюду валялись липкие кулечки, и если миссис Пурвис не оказывалось дома, она наверняка стояла в очереди за фруктовыми пастилками.

– Он весит добрый килограмм, ручаюсь, – сказала она.

– Он весит больше полутора,

– Ну уж это вы слишком!

– А вы его взвесьте.

Когда она ушла, он сел в кресло и закрыл глаза. Гулянье кончилось, впереди тянулась безмерная пустота будней. Его настоящей работой была журналистика, но она прервалась два года назад. Он жил на ренту – триста фунтов в год, и, как говорят, бояться за завтрашний день ему не приходилось. В армию его не брали, а недолгая служба в гражданской обороне только усугубила чувство одиночества: ведь оттуда ему тоже пришлось уйти. Оставалось только пойти на военный завод, но Роу был привязан к Лондону. Если бы бомбы разрушили все улицы, с которыми у него были связаны воспоминания, он, пожалуй, освободился бы, смог уехать, нашел бы подходящий завод возле Трампингтона. После каждого налета он замечал с каким-то облегчением, что вон того ресторана или магазина больше не существует, словно сломался еще один прут его тюремной решетки.