Ведьмина вода - [18]

Фэншоу подтолкнули седые волосатые руки, принадлежащие человеку в футболке с надписью ПРЕОДОЛЕЙ СЕБЯ! и картинкой Св. Августина[5].

— Прошу прощения, — сказал мужчина, затем рявкнул Эбби. — Лагер «Ведьмина луна», пожалуйста!

Прошу прощения, ЧТО? — задался вопросом Фэншоу.

В качестве чаевых он оставил двадцать баксов на стойке, ещё раз посмотрел на Эбби и увидел, что она была завалена требовательными покупателями.

— Увидимся позже, — проговорил он, махнув рукой, а затем соскользнул со своего места.

Она не слышала его.

Я даже не могу сказать ей спокойной ночи, это так чертовски несправедливо! Как может кто-то столь же успешный, как я, иметь такую ​​плохую карму?

Когда он выходил из бара, он заметил двух привлекательных женщин, болтавших с некоторыми из профессоров, длинноногих и грудастых. Их глаза блестели в мягком свете. Потребовалось мгновение, чтобы понять, что он видел их раньше, но в одежде для бега, а не в вечерних платьях.

Гарвард и Йель, — узнал он их.

Загорелые ноги сияли; склоны их грудей, видимые в платьях, казалось, вспыхнули в его глазах. Затем мелькнуло изображение их, почти обнажённых, когда они спрятались на холме; но он пришёл в себя, когда кто-то из пьяных закричал:

— Человеческое я — единственное, что можно узнать и, следовательно, проверить!

И кто-то ответил:

— Чушь собачья! Нет объективного основания для истины!

Это очень странная вечеринка, — подумал Фэншоу.

Наконец, он вырвался из толпы, отчаянно пытаясь спастись от внезапного прилива кричащих пьющих. Он повернулся к лифту, но прежде чем он смог уйти…

Что…

Чья-то рука схватила его за руку с некоторой настойчивостью; он обернулся и увидел, что Эбби побежала за ним. Её лицо сияло, когда более пьяные профессора кричали на неё с возмущениями.

— Я скоро буду там! — закричала она им, затем повернулась к Фэншоу. — Ты не дал мне времени закончить, когда все эти старые умники ворвались. Послезавтра я ухожу в семь. В следующем квартале есть отличное тайское место.

Фэншоу был слегка потрясён. Она не отказала ему в конце концов.

— Замечательно. Семь часов, послезавтра.

— Итак, это свидание. Просто встретишь меня здесь.

— Конечно, Эбби, но я надеюсь увидеть тебя раньше.

— Я тоже, — сказала она, потом, казалось, была удивлена, что сказала это так резко. — Но куда ты идёшь сейчас?

— Уже поздно. Я устал от долгой прогулки. А после четырёх рюмок «Ведьминой крови», мне определённо нужно идти спать.

Её улыбка усилилась.

— Не собираешься на кладбище?

— Кладбище… Ночью? Ты шутишь?

Из бара профессора стучали кулаками по столешнице, крича в унисон:

— Бармен! Бармен! Бармен!

— Тебе лучше вернуться туда, — посоветовал он. — Я думаю, что профессора собираются бунтовать.

— Хорошая идея, — её рука скользнула по его руке. Несущественный контакт, но Фэншоу чувствовал себя под напряжением. — Увидимся! О, и напомни мне рассказать тебе о Магическом шаре.

— Что?

Но Эбби уже возвращалась в бар. Профессора начали аплодировать.

Надеюсь, у неё есть затычки для ушей, — посчитал Фэншоу. — И что она сказала? Магический шар?

Но когда он ждал в лифте, он понял, что был одухотворён; она согласилась пойти с ним на свидание! Лифт поднял его, и он увидел свою собственную улыбку, искривлённую в сайдинге из нержавеющей стали.

Что хорошего для финансового магната в обычном свидании? — спросил он себя, но он знал, что могла бы сказать доктор Тилтон.

Ситуация была уникальной, потому что она представляла его возрождение в «регулируемый общественный поток», который был способом обращения к повседневному, нормальному миру. Бóльшую часть его взрослой жизни исключительно привлекательные женщины делали себя слишком доступными, а сексуальные последствия — слишком очевидными. Фэншоу никогда не интересовался ими; они не существовали на другом конце телескопа или бинокля; следовательно, были неинтересны. Даже в том году, когда его брак распался, он не был заинтересован в других женщинах.

Тилтон права. Теперь, когда я вырвался из «среды обитания», я ХОЧУ погулять с женщиной, а не жаждать её через окно.

Правда, он чувствовал муки во время своей прогулки по городу, но, поскольку он был в присутствии Эбби в баре, эти старые демоны едва подняли головы.

В любое другое время ему не терпелось бы пойти «подглядывать».

Может быть, я действительно выздоравливаю…

Наполовину подвыпивший, он прошёл по коридору, который стоял в полной тишине. Элегантные светильники в форме тюльпанов разветвлялись на оклеенных цветами стенах; они выглядели на сто лет, и добавили подлинности богатой гостинице. Он нахмурился, когда полез в карман за ключ-картой и нашёл двадцатидолларовую купюру. Без его ведома, Эбби сунула деньги за чаевые обратно ему в карман.

Шикарно, — подумал он.

Он лёг в постель и мгновенно заснул, чего не случалось долгое время.

Но этот сон не будет крепким.

Глава четвертая

(I)

Стояла безмолвная тишина, как на виселице с разлагающимся трупом, темнота окутывала всё вокруг. И благодаря этому образы поднимались и опускались подобно кусочкам непонятного мяса, булькающего в ужасном рагу. Сны Фэншоу были замедленные и мерзкие: он видел женщин в окнах через поле зрения в форме бесконечности, красивых женщин, обнажённых, потных и, самое главное, ничего не подозревающих. Их сексуальные особенности были очень чёткие, сфокусированы на сверхъестественной ясности. Одна занимается спортом; кажется, что она разговаривает сама с собой, как будто в споре, гневно потирая свои соски. Ещё одна лежала на диване, её тугой живот поднимался и опускался, когда она мастурбировала необычно изогнутым резиновым фаллосом. Но затем женщины слипаются, сжимаются до тошнотворной формы и стекают в водоворот грудей, пупков и лобковых треугольников, которые заменяются другими изображениями: лицами. Отвращение появляется на лице полицейского, разинув рот жители смотрят из освещённых окон, когда пульсируют красные и синие огни. Видение наркоманов с впалыми щеками, уродливых алкашей, воров и, вероятно, насильников, растлителей и убийц. Одного из них рвёт в полной тишине. Часть рвоты бесшумно брызгает на ботинки Фэншоу за тысячу долларов, потому что он вынужден сидеть там с этими отбросами общества в одной плачевной камере. Какой-то человек, опёршись на одну ногу в углу камеры, смотрит на него с ухмылкой.