Ведьмина кровь - [36]

Его пронизывающий взгляд застыл, казалось, он смотрел одновременно на каждого из нас.

— Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить.

В его глазах такая же ярость, как в оке, изображенном на кафедре.

66.

Декабрь 1659

Зима наступает со всех сторон. Сугробы уже доходят до самых крыш, и каждый день дается нам труднее, чем предыдущий. В мире остались только серый, черный и белый цвета. Большую часть времени мы проводим в доме, я выхожу лишь изредка, чтобы забежать к Марте.

Чем ближе к Рождеству, тем дни короче. Только Рождество здесь не отмечают[7]. Это обычный рабочий день, как все другие, если не выпадет на воскресенье.

Мы с Ребеккой почти неразлучны. Когда я иду к Марте, она тоже приходит, чтобы повидать Тобиаса. Они садятся в уголке и о чем-то разговаривают. Чем дальше от очага, тем в комнате холоднее, но они предпочитают мерзнуть, лишь бы оказаться поближе друг к другу. Марта обязана следить за приличиями, но она с пониманием относится к их желанию побыть наедине.

Ребекка часто ходит с Тобиасом проведать животных в хлеву рядом с их домом. Мы с Мартой складываем лоскутки ткани из ее запасов и шьем одеяло для их брачного ложа. Тобиас соорудил специальный каркас, а Марта попросила шерсти у всех, кто держит овец, и добавила ее к той, что собрала сама. Я помогла ей все это вымыть и разровнять, чтобы было чем набить одеяло. На все материала не хватит, но мы восполним недостающее кусками старых покрывал, ковриков, рубашек и чулок, которые уже не починить.

Изнанка прикреплена к каркасу прищепками, по ней разложена шерсть, а поверх лежит лицевое полотно. Марта размечает его перед вышивкой, рисуя узоры кусочком мела: розы — в честь тех, что растут в ее саду, желуди и дубовые листья — в честь леса, окружающего Бьюлу, поцелуи — символ подлинной любви, сердечки — символ свадьбы, улитки и спирали повсюду — символ бесконечности. Мы начинаем вышивать с середины и движемся к краям, где нарисована непрерывная лоза — символ долгой жизни.

Ребекке не разрешено помогать нам. Она смеется и говорит, что тоже вышьет мне одеяло, когда будет престарелой замужней дамой. Это она меня так дразнит. В последнее время Ребекка изменилась — перестала стесняться, все время улыбается и хохочет, щеки горят, глаза сияют, словно ее подменили.

67.

Январь 1660

Наступил январь, а с ним и лютые холода, которые приносят все новые напасти. В Англии я несколько раз обмораживала ноги и руки, но здесь морозы такие страшные, что тело начинает гнить. Помимо ревматизма и кашля появилась легочная хворь с кровохарканьем. Джонас столько времени проводил с больными, что заразился сам.

Болезнь отразилась и на воскресных собраниях: в это воскресенье на лавках много мест пустует. Даже Элаяс Корнуэлл не смог прийти, и преподобный Джонсон читает проповедь один. Его супруга тоже отсутствует, как и почти все дети.

После проповеди преподобный подозвал к себе Марту.

— Помоги моей жене.

— Она болеет? — забеспокоилась Марта. Миссис Джонсон вот-вот должна родить.

— Нет. Дети.

— Что с ними?

Преподобный растерянно посмотрел на нее, как человек, которого меньше всего волнуют подробности о здоровье его собственных детей.

— Вот ты и разберешься.

— Я спрашиваю о симптомах. У них жар? Они кашляют?

— Кашляют. Да так, что не заснуть. Я едва могу сосредоточиться. Нужно, чтобы ты это прекратила.

— Я сделаю, что смогу. Мэри… — Марта повернулась ко мне, собираясь попросить принести ее корзинку со снадобьями.

— Ты — Мэри? — преподобный уставился на меня пустыми дулами глаз.

— Да, сэр.

— Мэри, сирота, которую приютили Риверсы?

Я кивнула.

— Слышал о тебе.

— Надеюсь, хорошее, сэр.

— Не вполне, — он погладил бороду. — Говорят, ты ходишь в лес.

— Я собираю там травы и коренья для Джонаса и Марты.

— Еще говорят, что ты себе на уме. Скажи, Мэри: отвергаешь ли ты Сатану и все дела его?

— Да, сэр.

— Веруешь ли в Господа? Блюдешь ли заповеди?

— Да. Да, конечно!

К чему он клонит?

— Надеюсь, это правда. Ибо я — Его наместник в общине. Не забывай об этом. Здесь нет ничего — ничего! — о чем я бы не знал. — Он помолчал, затем спросил: — Ты бы назвала себя смиренной?

— Да, сэр, — ответила я, опустив глаза и стараясь выглядеть кротко.

— Следи за собой. И запомни: …непокорность есть такой же грех, что волшебство, как сказано в Первой Книге Царств. Марта, займись детьми. Пусть затихнут сегодня же.

Он резко развернулся и ушел.

68.

Дом преподобного Джонсона — самый большой в поселении. В последний раз я видела такие в Сейлеме: он двухэтажный, с пристройками по бокам и с фронтоном. Миссис Джонсон попросила нас приходить каждый день, пока дети не поправятся.

Марта лечит их мать-и-мачехой и солодкой, сваренными в меду с каплей уксуса. Она растирает им грудь гусиным жиром, затем укутывает и заставляет дышать над паром из чайника, в котором заварены лесные травы: зимолюбка, бергамот и местная мята.

Дети пошли на поправку, но Марта беспокоится о миссис Джонсон: очень уж она худа, если не считать огромного живота. Марта опасается, что супруга преподобного так истощена, что не вынесет родов.

69.

Зима все суровее. Мы еле выживаем в жестоких холодах, а теперь еще запасы еды иссякают. Свежих продуктов достать негде, и Джонас боится, что в общине начнется цинга, как было на корабле. У него почти закончился лимонный сок, и он никому не сможет помочь.