Вечный жид - [4]

Я вышел постепенно из города. Когда проходил мимо освещенной витрины какого-то большого магазина, столкнулся с двумя симпатичными девушками. Я притормозил. Они скользнули по мне глазами, как по покосившемуся придорожному столбу, и даже не отвернулись. Стоит, ну и пускай стоит. Голосовать на шоссе не имело смысла: кто возьмет такого типа, как я? Торчать на остановках или вблизи освещенных мест было опасно, и я побрел вдоль железной дороги, ведущей в глубь страны. Мимо один за другим пронеслись несколько переливающихся яркими огнями поездов; один из них был похож на длинную белую змею, стремительно подбирающую хвост на поворотах.

Я все шел и шел. В одном месте пришлось пробираться через скошенное хлебное поле. И тут я, устав бояться, огляделся - медленно очертил взглядом круг слева направо. Вам никогда не приходило в голову, что Земля действительно круглая? Когда я в детстве впервые оказался на берегу моря, я просто физически ощутил, что горизонт похож на закругляющийся край огромного блюда.

С черного неба стремительно срывались звезды - за четверть часа я насчитал девять штук - и западали за изогнутую чашу горизонта. Воздух становился прохладным, и как-то само собой получилось, что я, стащив в кучу несколько блоков спресованной соломы, разбросанных комбайном по полю, устроил себе нечто вроде бункера. Солома еще хранила тепло августовского дня, и, согревшись, я уснул. Мне снилось, что я бегу по острому гребню волны, протянувшейся через все море. И море было не море, а пшеничное поле...

Кто-то стянул с меня куртку. Не соображая еще до конца, где нахожусь и что присходит, я выругался и рванул куртку к себе. Уже светало, и мне не стоило труда разглядеть круглую стриженую голову с огненно-рыжими волосами. Человек стоял на коленях и прижимал к губам палец. У него были блеклые голубые глаза. Он вполголоса заговорил, несколько раз повторив "Ромыния" и указав на себя: "Дан". Критически оглядев мои сверкающие светлые брюки, потрепал рукой свое черное одеяние: "Нуаре!" - и выдал длинную тираду. С грехом пополам я понял, что он пытался мне втолковать: передвигаться можно только по ночам, светлая одежда бросается в глаза. Помолчав какое-то время, румын встал, махнул мне на прощание и побежал, пригнувшись, - так, как, по моим представлениям, передвигаются солдаты на войне. Его плоская, прижатая к земле силой страха черная фигурка, растворившаяся тенью в золоте пшеничного поля, стала для меня невыносимым символом бегства. Как далеко он так уйдет, подумал я с тоской.

Над саксонскими полями поднималось солнце. То, что поля были именно саксонские, я узнал минувшей ночью из придорожного рекламного плаката. На нем был изображен толстый человек, похожий на моего бывшего шефа Батона, с кружкой пива в руке. По краю шла надпись: Sachsen. Я смотрел на небо, на траву и деревья, окружавшие поле. Пыль под ногами, привкус полыни - все точно такое же, как где-нибудь возле Таганрога, где была большая армянская колония и жили когда-то мои родственники. Если бы я выронил где-нибудь по дороге мысль о том, что нахожусь по другую сторону границы двух миров, ни за что не поверил бы, что это - Германия.

В период увлечения древними авторами, когда я вместе с очередной банкой вишневого компота проглотил "Сравнительные жизнеописания" Плутарха, "Жизнь двенадцати цезарей" Светония, мне удалось выменять у соседа за блесну для удочки приблудившееся к нему дореволюционное издание "Германии" Корнелия Тацита. Теперь эта страна непроходимых лесов, болот и рослых людей с жесткими голубыми глазами и волосами цвета спелой пшеницы лежала передо мной. Мне почему-то всегда казалось, что здесь все должно быть особенным. Совсем не таким, как у нас. Но когда я лежал на куче остывающей соломы и считал падающие звезды, мне пришло в голову, что силы природы везде стремятся к гармонии и равновесию, только человечество раздирается жаждой господства и - как ее следствие - разделением на бедных и богатых, удачливых и несчастных. Природа не устает бороться с этим порождением человечества, старательно уничтожая следы мнимых господ. А они цепляются за поверхность земли, мучительно пытаясь оставить их, эти следы, - тщеславные мнительные карлики.

Дальше все развивалось стремительно. Я не нашел в себе сил последовать совету Дана - прятаться ночным зверем - и вернулся на дорогу. Шаги, которые делали ноги, лодкой раскачивали в голове одну и ту же мысль: что ищу я здесь, не зная языка этой страны, не имея даже четких представлений о цели пути? Встречные, как сговорившись, щетинились подозрительными взглядами. Замолкали на полуслове, когда я проходил мимо, долго еще спиной ощущая недоброжелательность и враждебность - эти цвета Саксонии.

Они появились внезапно. Проехали мимо автобусной остановки, где я сидел, отдыхая от безрезультатных попыток остановить какую-нибудь из проходящих машин, отъехали нарочно еще метров на двадцать. Мне даже в голову не пришло, что нужно спрятаться. Позже я узнал, что здесь существует денежное вознаграждение за информацию о подозрительных личностях, шатающихся в приграничном районе.