Вечный всадник - [2]

Буровики не все поняли, насчет гонки вооружений и мира поддержали писателя, а в остальном посчитали его неправым, но обижаться на него не стали, поскольку каждый человек, даже писатель, может ошибиться.

И вдруг Петька Молчун побагровел от напряжения и громогласно, четко изрек: «Правда! Все правда!» Буровики растерялись, не знали, как реагировать на слова Петьки, и промолчали, спорить с ним не решились. А помбур Пантелеев, окончивший лишь семилетку, сказал, что, возможно, они в чем-то и не докумекали, а писатель человек ученый, думающий, в этом его работа, и вдруг он до такого допер, до чего у них мозги просто не дошли из-за отсутствия должной тренированности.

«Если бы мы не то делали, то нам бы такие деньги не платили!» — сказал Пряжников — самый старший по возрасту в бригаде, бережливый и аккуратный мужичок. Рабочие засмеялись, даже Тихонов улыбнулся и стал объяснять, что писатель думает глобально, то есть широко, о будущем всей планеты, и боится, что наступит время, когда исчезнут леса, погибнут реки.

— До такого не дойдет! — уверенно сказал Пряжников. — Люди не допустят. Как же без леса? Мы лишнего не берем! Сколько нужно — не более!

— А сколько потребуется через сто лет?! — спросил Лешка Кубыкин.

— Через сто? Кто нужно посчитает. А ты сейчас за собой смотри. Поменьше окурками швыряйся. Отчего пожары? От сухости и от окурков тоже!

— Я же не курящий! — удивленно заметил Лешка.

— Я не о тебе лично сказал, а вообще! — объяснил Пряжников и направился к буровой.

Пряжникова в бригаде недолюбливали за въедливость, ворчание, часто подшучивали над ним, порою до издевки, но внутренне уважали, ценили за его уважение ко всему, что создано человеком, за удивительную, наверно, впитанную в кровь бережливость и аккуратность. Зимой, входя в помещение, никто так быстро и плотно не закроет за собой дверь, как Пряжников, — теплом дорожит. Идет к вахте — не пропустит, поднимет любую годящуюся для печи или костра деревяшку. На трубы не наступит, на дизель не облокотится, а однажды, когда из земли полыхнуло газовое пламя, он стоял растерянный, подавленный и, будучи не в силах обуздать огонь, бормотал: «О боже! Спаси господи! Это что же получается?! В каждую секунду вылетают на ветер двадцать нейлоновых рубашек! О господи!»

— А может, десять или тридцать? — спросил у Пряжникова Лешка Кубыкин. — Ты откуда знаешь?

— Японец сказывал!

— Какой еще японец?

— Что машины привозил. Капиталист. В темных очках, за ними глаз не видно. Может, и плохой человек, но тут я ему верю. Двадцать штук вылетают. Как одна. О господи!

Жилистый, крепкий мужичок Пряжников, хотя фигурой и лицом был невидный, курносый, и настолько, что такого теперь вряд ли где еще сыщешь, но жену с собой привез крупную, осанистую. Живут не ссорятся, друг для друга, лишнего не тратят, одеваются просто, деньги кладут на книжку, копят. «Небось на «Жигули» собираешь?» — как-то спросил у Пряжникова Лешка. «Не бойсь, — ответил Пряжников, — в очередь не стану, не бойсь. Зачем мне «Жигули»? Трактор — это вещь!» — «А кто тебе продаст трактор?» — «Кто-нибудь продаст. Слыхивал, можно взять на БАМе. Где подальше. Там без своей машины, без того же самосвала, на работу не берут. Для вида где-нибудь притопят машину или малость покореженную спишут, а потом починят, покрасят и продают новичку. Он на ней заработает сколько нужно и другому продает. Может, и не так все, там не бывал, но слыхивал, что можно взять трактор!» — «А зачем он тебе?» — «Трактор? Он же в хозяйстве первая вещь! Как раньше без лошади, так сейчас без трактора! Неужто не понять?!»

Лешка больше ничего у Пряжникова не спрашивал, понимая, что и его порою гложет тоска, тянет к родным местам, к привычным с детства сельским просторам, зреющим хлебам и работе на земле, и свой трактор — это мечта несбыточная, наверно, ненужная, но мечта, а с ней живется легче. Всегда интереснее, когда ожидаешь чего-то радостного и стремишься к нему. Это Лешка знал по себе. У него тоже была мечта, хотя тоже несбыточная мечта — с голубыми глазами, но, возможно, и с серыми, поскольку видел он ее по черно-белому телевизору, девушка с гладко причесанными волосами, в центре красивой головки тоненький пробор, взгляд наивный, безмятежный, добрый, сказочный. Она и играла в киносказке роль принцессы, но ждала принца, что несколько смущало Лешку, рабочего человека, но успокаивало то, что дела принцессы были добрые, мысли светлые, как и у любого нашего хорошего человека. Но помимо далекой полуабстрактной мечты у Лешки Кубыкина имелась конкретная, реальная, с подведенными зеленоватыми глазами, с удлиненными ресницами, стройная, с манерной походкой, с вызывающим взглядом, звали ее Зинкой, работала она кассиршей в кинотеатре «Космос», нравилась она Лешке до смерти, и когда он увидел ее первый раз, то обомлел и не мог произнести ни слова. Губы шевелились, а звука не было, как в немом кино. Зинка сразу почувствовала, что он от нее без ума, она знала, что нравится мужчинам, и вела себя с ними несколько пренебрежительно, не настолько, чтобы отпугнуть от себя, но настолько, чтобы держать их в почтении и трепете. Со всеми так вела себя Зинка, со всеми, кроме Тихонова. Встречаясь с ним, Зинка преображалась, куда-то исчезал нахальный взгляд, появлялись робость и даже смущение. Зинка смотрела на него застенчиво, ласково, даже умоляюще. Лешка видел это, терзался и думал, что за один такой Зинкин взгляд он бы, не колеблясь, отдал жизнь. Но в своих чувствах к Тихонову Зинка находилась в положении Лешки. У Тихонова в Ленинграде осталась жена, работающая в Эрмитаже чуть ли не художником. Зинка ей неровня, и шансов у нее на Тихонова практически нет. Он любит свою жену, но когда-то ее обидел, обидел сильно, уехал сюда и ждет прощения. Он об этом рассказывал ребятам, об этом знает Зинка, но все-таки добивается Тихонова. Лешка ревновал ее к начальнику, но и уважал, считая, что у нее тоже имеется мечта, которую не отнимешь, как бы этого ему ни хотелось. Лешка уже не знал, что делать, чтобы привлечь внимание Зинки, — купил кожаный пиджак, модные сапожки, отпустил бороду и баки, но, увидев тщетность своих усилий, сбрил их, стал отращивать усики, а затем, отчаявшись, сбрил и усы.