Вечный странник - [4]

Шрифт
Интервал

«О чем вы пытались у него спросить?» — поинтересовался я.

«Все это так странно, не правда ли? Я хотела узнать, как мы выглядим на фоне других авиакомпаний мира, да может быть получить какой-нибудь материал для нашего журнала. Похоже, что он с заскоками. Раньше он торговал скобяными изделиями», — сказала она, словно этот факт как-то объяснял поведение Пэкстона.

«Вам не следовало бы так отзываться об одном из ваших лучших клиентов. Я имею в виду „заскоки“. Просто он проводит остаток жизни так, как ему нравится. Его единственная ошибка в том, что он считает себя свободным человеком. Сейчас никто не свободен. Он отказался от структуры порядка, и теперь его одолевают демоны хаоса. Вы можете процитировать меня в своем журнале, если хотите».

Ничего не поняв, она, вероятно, подумала, что я тоже с заскоками и унесла свой маленький блокнот. Я заметил, когда она уходила, что у нее красивые стройные ноги, которые никак не вязались с ее мышиной внешностью и акцентом. Природа своенравно раздает свои дары.

Прошло почти два месяца, когда я увидел Пэкстона в клубе для пассажиров первого класса цюрихского аэропорта.

Он храпел, растянувшись среди чопорно аккуратных бизнесменов, читающих «Цюрихер Цайтунг»[9]. Они, как говорится, держались от него в стороне. Разбавив джин тоником, я взглянул на первую страницу «Корьере Тичинезе»[10]. Кроме встреч на высшем уровне и терроризма, не было никаких новостей. Кажется, объявили рейс в Берн, и многие чопорные бизнесмены пошли на посадку. Подсознание Пэкстона, вероятно, отреагировало на объявление, и, причмокивая, он проснулся. Его верхний зубной протез выпал, и он поправил его большими пальцами рук. Увидев меня, он не удивился. «Вы много путешествуете. Впрочем, вы еще молоды», — сказал он.

«А дома меня ждут жена и дети».

«Знаете, куда я направляюсь? В Тегеран».

«Вот уж от этого места надо бы держаться подальше. А куда из Тегерана?»

«Кажется… надо посмотреть… помнится…». Он собрался было открыть свою единственную сумку, но это стоило бы ему таких невероятных усилий, что он отказался от своей затеи. «Какой-то арабский город. Я никак не дождусь конца. Янки сбивают гражданские самолеты в Персидском заливе, вот и мне надо быть там. А сколько пишут об угонщиках самолетов. Только мне чертовски не везет. Если бы они стали мне угрожать оружием, я бы ударил их, а они пустили бы мне пулю в лоб. Вот все бы и кончилось. Вечно жить нельзя, и не следует желать этого. Мне исполнился 81 год на пути в Токио. День рождения в воздухе. Я сказал им об этом, и мне принесли шампанского, хотя в первом классе всем дают шампанское, день рождения или нет».

«Ну вы должны гордиться своим решением. До вас никто такого не делал».

«В Риме есть Колизей, а в Париже — Эйфелева башня, но я не видел ни того ни другого. Где-то в Индии есть Тадж Махал. Я много о нем слышал. Однако это не для меня. Моя участь — кресло в самолете, да эта штука, которую вы опускаете впереди себя, чтобы поставить на нее поднос с едой во время обеда. А обед может быть в совершенно идиотские часы. Завтрак в три ночи. Это же неестественно. Полагаю, это что-то вроде того, что в прошлом называли грехом, когда вы носитесь в самолетах по всему свету взад и вперед и мешаете солнцу делать как следует его чертову работу, а работа эта — восходить в разумный час. Не знаю, как все это закончится».

«А вы возьмите сами и прекратите это. Ведь нет никакой нужды продолжать. Вы свое доказали. Заберите в Хитроу свой паспорт и поселитесь в какой-нибудь небольшой гостинице — например, в Истборне или Борнмуте. Вам будет о чем рассказать».

«О салоне самолета да местах, которые так и остались всего лишь названиями? Ради Бога, не надо».

«Что ж, это ваша идея».

«И не такая уж блестящая. Так или иначе, деваться мне теперь некуда. Это стало образом жизни, как говорят. Ну а вы куда путь держите?»

«В Дюссельдорф».

«В командировку?»

«Да уж разумеется не отдыхать. Пожалуй надо идти на посадку.

Увидимся еще».

«Конечно, да поможет мне Бог. Непременно увидимся».

Так оно и случилось. А встретились мы опять — почему меня гак и подмывает сказать «подумать только!»? — в аэропорту Стокгольма. На сей раз он был не один, а в компании старика приблизительно такого же возраста, который выглядел, однако, гораздо крепче. На вид он был таким же здоровым, как мистер Пэкстон в начале своей бессмысленной одиссеи. Дряхлый Пэкстон поприветствовал меня в баре.

Он запивал скандинавскую тминную водку со слабым шведским пивом. «Это мой старый приятель. Мы вместе служили в армии. В Восьмой армии. В то время, чтобы путешествовать за границей, не надо было никакого паспорта. Я не знаю, как вас звать, да и его имя забываю все время», — сказал он мне.

«Элфи. Элфи Мелдрум. Рад с вами познакомиться, — сказал мне незнакомец, сжав мою руку в крепком рукопожатии. — Мой приятель валяет дурака. Сам запер себя в летающей тюрьме, а чтобы остаться в ней наверняка, избавился от паспорта.

Ему совершенно не приходит в голову, что этот ключ отпирает все двери.

Ему кажется, что он наоборот все их запирает».

«Послушай, что я тебе расскажу, — сказал Пэкстон. — Это случилось в конце войны, когда нам выдали книжки на нормированные товары, удостоверения личности и всю остальную ерунду, которую выдумало правительство. Они неправильно написали мое имя: вместо Пэкстона я стал Пикстоном. Сперва мне это показалось чертовски забавным, но когда я изменил фамилию на книжке, и указал им на их ошибку, этот сопливый писаришка в Вулверхэмптоне — а я тогда там работал — заявил мне, что теперь мое настоящее имя Пикстон, и изменить его я смогу только официально через ЗАГС. Так они превратили ошибку какого-то кретина в волю Божью, гак сказать. И тогда я сказал себе: в один прекрасный день я покажу вам, как устраивать ерунду со всеми дурацкими документами». Я решил, что он чрезмерно разволновался. Из-за нарушения суточных ритмов у него развился невроз. «Когда они посылают вас воевать в своих чертовых войнах, они помалкивают про паспорта. Они пели про то, как мы должны построить свободный мир. Вот и посмотрите теперь на этот идиотский свободный мир со всей его чертовой бюрократической волокитой. Я уже был сыт этим, когда старался честно заработать себе на жизнь: тут и подоходный налог, и налог на добавленную стоимость


Еще от автора Энтони Берджесс
Заводной апельсин

«— Ну, что же теперь, а?»Аннотировать «Заводной апельсин» — занятие безнадежное. Произведение, изданное первый раз в 1962 году (на английском языке, разумеется), подтверждает старую истину — «ничто не ново под луной». Посмотрите вокруг — книжке 42 года, а «воз и ныне там». В общем, кто знает — тот знает, и нечего тут рассказывать:)Для людей, читающих «Апельсин» в первый раз (завидую) поясню — странный язык:), используемый героями романа для общения — результат попытки Берждеса смоделировать молодежный сленг абстрактного будущего.


1985

«1984» Джорджа Оруэлла — одна из величайших антиутопий в истории мировой литературы. Именно она вдохновила Энтони Бёрджесса на создание яркой, полемичной и смелой книги «1985». В ее первой — публицистической — части Бёрджесс анализирует роман Оруэлла, прибегая, для большей полноты и многогранности анализа, к самым разным литературным приемам — от «воображаемого интервью» до язвительной пародии. Во второй части, написанной в 1978 году, писатель предлагает собственное видение недалекого будущего. Он описывает государство, где пожарные ведут забастовки, пока город охвачен огнем, где уличные банды в совершенстве знают латынь, но грабят и убивают невинных, где люди становятся заложниками технологий, превращая свою жизнь в пытку…


Механический апельсин

«Заводной апельсин» — литературный парадокс XX столетия. Продолжая футуристические традиции в литературе, экспериментируя с языком, на котором говорит рубежное поколение малтшиков и дьевотшек «надсатых», Энтони Берджесс создает роман, признанный классикой современной литературы. Умный, жестокий, харизматичный антигерой Алекс, лидер уличной банды, проповедуя насилие как высокое искусство жизни, как род наслаждения, попадает в железные тиски новейшей государственной программы по перевоспитанию преступников и сам становится жертвой насилия.


Сумасшедшее семя

Энтони Берджесс — известный английский писатель, автор бестселлера «Заводной апельсин». В романе-фантасмагории «Сумасшедшее семя» он ставит интеллектуальный эксперимент, исследует человеческую природу и возможности развития цивилизации в эпоху чудовищной перенаселенности мира, отказавшегося от войн и от Божественного завета плодиться и размножаться.


Семя желания

«Семя желания» (1962) – антиутопия, в которой Энтони Бёрджесс описывает недалекое будущее, где мир страдает от глобального перенаселения. Здесь поощряется одиночество и отказ от детей. Здесь каннибализм и войны без цели считаются нормой. Автор слишком реалистично описывает хаос, в основе которого – человеческие пороки. И это заставляет читателя задуматься: «Возможно ли сделать идеальным мир, где живут неидеальные люди?..».


Влюбленный Шекспир

Эта книга — о Шекспире и его современниках, о поэзии и истории, но прежде всего она — о любви. Английский писатель Энтони Берджесс известен у нас как автор нашумевшего «Заводного апельсина», но и его роман о Шекспире может произвести впечатление разорвавшейся бомбы. Иронически переосмысливая, почти пародируя классический биографический роман, автор наполняет яркими событиями историю жизни Шекспира, переворачивая наши представления о великом поэте, о его окружении. Парадоксальным образом Берджесс вдыхает жизнь в хрестоматийные образы самого Короля сонетов, его жены Анны и даже таинственной Смуглой леди, личность которой до сих пор остается загадкой.


Рекомендуем почитать
Белая Мария

Ханна Кралль (р. 1935) — писательница и журналистка, одна из самых выдающихся представителей польской «литературы факта» и блестящий репортер. В книге «Белая Мария» мир разъят, и читателю предлагается самому сложить его из фрагментов, в которых переплетены рассказы о поляках, евреях, немцах, русских в годы Второй мировой войны, до и после нее, истории о жертвах и палачах, о переселениях, доносах, убийствах — и, с другой стороны, о бескорыстии, доброжелательности, способности рисковать своей жизнью ради спасения других.


Два долгих дня

Повесть Владимира Андреева «Два долгих дня» посвящена событиям суровых лет войны. Пять человек оставлены на ответственном рубеже с задачей сдержать противника, пока отступающие подразделения снова не займут оборону. Пять человек в одном окопе — пять рваных характеров, разных судеб, емко обрисованных автором. Герои книги — люди с огромным запасом душевности и доброты, горячо любящие Родину, сражающиеся за ее свободу.


Невозможная музыка

В этой книге, которая будет интересна и детям, и взрослым, причудливо переплетаются две реальности, существующие в разных веках. И переход из одной в другую осуществляется с помощью музыки органа, обладающего поистине волшебной силой… О настоящей дружбе и предательстве, об увлекательных приключениях и мучительных поисках своего предназначения, о детских мечтах и разочарованиях взрослых — эта увлекательная повесть Юлии Лавряшиной.


Лекции по истории философии

«Лекции по истории философии» – трехтомное произведение Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (Georg Wilhelm Friedrich Hegel, 1770 – 1831) – немецкого философа, одного из создателей немецкой классической философии, последовательного теоретика философии романтизма. В своем фундаментальном труде Гегель показывает неразрывную связь предмета науки с её историей. С философией сложнее всего: вечные разногласия о том, что это такое, приводят к неопределенности базовых понятий. Несмотря на это, философская мысль успешно развивалась на протяжении столетий.


Война начиналась в Испании

Сборник рассказывает о первой крупной схватке с фашизмом, о мужестве героических защитников Республики, об интернациональной помощи людей других стран. В книгу вошли произведения испанских писателей двух поколений: непосредственных участников национально-революционной войны 1936–1939 гг. и тех, кто сформировался как художник после ее окончания.


Книги о семье

Четыре книги Леона Баттисты Альберти «О семье» считаются шедевром итальянской литературы эпохи Возрождения и своего рода манифестом гуманистической культуры. Это один из ранних и лучших образцов ренессансного диалога XV в. На некоторое время забытые, они были впервые изданы в Италии лишь в середине XIX в. и приобрели большую известность как среди ученых, так и в качестве хрестоматийного произведения для школы, иллюстрирующего ренессансные представления о семье, ведении хозяйства, воспитании детей, о принципах социальности (о дружбе), о состязании доблести и судьбы.


Как писать биографию

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Семьянин

«Семьянин» взят из сборника рассказов под названием «На краю скалы», впервые опубликованного издательством «Чэтоу энд Уиндус» в 1979 году. Это прекрасно построенная история с хитроумным поворотом событий в сюжете и мастерски обрисованными героями. Особенно интересен образ Уильяма, которого читатель так и не встречает.


Розовые чашки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Когда поют и танцуют

Сьюзан Хилл принадлежит к числу самых многообещающих молодых писателей Великобритании и, хотя ее творческий путь еще невелик, уже завоевала три литературных премии. Она родилась в 1942 году в Скарборо, на йоркширском побережье, и окончила в 1963 году Лондонский университет, где училась английскому, филологии и литературе. Свою литературную деятельность она начала в Ковентри, критиком местной газеты, где проработала пять лет. С. Хилл написала семь романов и два сборника рассказов, а также несколько пьес для радио и телевидения.Ей свойственна напряженная, порой безжалостная манера письма, но ее главная отличительная особенность — умение проникновенно передавать состояние одиночества и глубокое ощущение законов естества.