Вечный сдвиг - [22]
16. Месячник борьбы с шумом. На автобусной остановке его ждала монументальная композиция. Множество людей слепились в огромный серо-коричневый ком. Подошел автобус, ком преобразовался в плотную кишку, Федот Федотович оказался в хвосте. Общественное средство передвижения вобрало в себя большую часть массы и отъехало. Федот Федотович в автобус не поместился. Проклятый Теплый Стан! Виктор пишет про свою башню, а мы тут нахохлись в ожидании рейсового автобуса. Отвыкли радоваться, отвыкли удивляться, мы не живем, а стенаем, мы вляпались в прошлое, увязли в этом болоте!
– Когда все это кончится? – закричал не своим голосом Федот.
– Пройдемте, гражданин!
Это было уже слишком, плохо до неправдоподобия. Тем не менее, милиционер затолкал Федота в машину и закрыл дверь. На перекрестке Федот посмотрел сквозь зарешеченное окно. Он был мальчиком восемнадцати лет и рядом, близко, на пешеходной дорожке, стояли девушки в белых платьях с крылышками. Крылышки трепетали на ветру, и Федот мечтал, чтобы девушки подняли головы и заметили его, за решеткой. Девушки подняли головы, и в их глазах отразилось брезгливое отвращение. С тех пор Федот зарекся искать сочувствия.
– Выходи, – скомандовал милиционер, и Федот по привычке заложил руки за спину.
Резвый кавказец с орлиным взором велел Федоту предъявить документы. Федот предъявил удостоверение члена МОСХа. Ему стало весело, все решительно смешило: и то, что он заложил руки за спину, и то, что принял мента за гебешника, а они, говорят, нынче друг друга терпеть не могут, и то, что ему грозило быть обритым наголо и за весь этот ондулясьон на дому уплатить по квитанции.
– Что же вы, гражданин художник, нарушаете покой родного города?
– Я не нарушаю, – твердо сказал Федот, присаживаясь напротив Дзержинского в никелированной раме. «Нет у них своего милицейского идола, вот и пялятся на железного Феликса», – пожалел Федот милицию.
– Нет, нарушаете! Разве вам неизвестно, что в столице проводится месячник борьбы с шумом? А сегодня последний день месячника.
«Трешкой тут не обойдешься. Месячник по безопасности уличного движения встал в червонец, и этот, поди, не дешевле будет».
– Товарищ художник, пастель голландскую не помогли бы достать для дочери, как член МОСХа?
Федот обрадовался такому повороту дела, пригласил милиционера в мастерскую на Селезневку.
– Впредь не нарушайте, товарищ член МОСХа, не надо шуметь в общественных местах, – сказал милиционер и раскрыл перед Федотом дверь. – Вы свободны.
17. Ночное явление. «А палачи – ведь это тоже люди, о матерях тоскуют и они», – запел Федот, выйдя на свободу. Спать совершенно не хотелось. Был поздний час ранней весны. Журчала вода в водосточных трубах, гуляли влюбленные, и Федоту стало горько и мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Будучи в лихорадочном возбуждении, Федот курил сигарету за сигаретой.
– Федо-от, – позвала его Маша. Вокруг молодой луны разлилось свечение, разноцветные круги отслаивались от нее, как волны от брошенного в воду камня.
Он запрокинул голову кверху и увидел стеганую заскорузлую телогрейку. Кирзовые сапоги с заляпанными голенищами месили ватное облако.
– Как живется-можется? – звенел Машин голос, и Федот осмотрелся.
На земле все было по-прежнему: влюбленные целовались, пьяные матерились шепотом, поскольку, как известно, столица боролась с шумом.
– Как ты там? – спросил тихо Федот.
– Помаленьку, – ответила Маша и облизнула пересохшие губы. – А ты?
– Да ничего, Машенька. Меня реабилитировали, я в МОСХ вступил, скульптором работаю.
– Будешь меня лепить – номерок не забудь приделать – л/д 176607.
– Ты, Маша, моя богиня, а богиню изваять – это нечеловеческий труд.
– А ты старайся, не ленись, – сказала Маша и бросила вниз кусочек облака. – Там детей моих адрес записан. Съезди к ним, мой единственный, альфа и омега моей жизни…
– Съезжу, обязательно съезжу, – заверил Федот Машу, – ты только хоть там не куролесь!
Маша захохотала, громко, хрипло. Предательская туча заслонила луну, высеяла мелкий дождик.
– Маша, Машенька, – громко звал Федот, позабыв о борьбе с шумом.
– Сотрясайтесь и заземляйтесь! – раздался голос у самых ног. Федот наклонился и увидел странного человечка. Вместо рта, носа и глаз у него были узкие щели, наподобие вшивных карманов.
– Подпрыгните, пожалуйста, на один сантиметр, – велел он, и Федот подпрыгнул.
18. Деревня Ивоново. Он лежал на мокрой траве под необъятным темным куполом, излучающим тихое мерцание. Ветви деревьев причудливо извивались над головой, тонкие, прозрачные, наливающиеся зеленым соком, спину покалывала молодая трава.
Темнота постепенно рассеивалась, простреливала желтыми бликами, купол стал наливаться красным, и желтый круг, алея от натуги, медленно выкатился из-под земли и озарил все вокруг.
Федот Федотович сладко потянулся и встал с заиндевелой травы. Он был в деревне. На пашне еще кое-где лежал снег, вымерзшая за ночь земля искрилась под солнцем, тихо шуршали голые ветви, пахло коровой и конским навозом. «Маша-то просила детей разыскать, – сообразил он, – да та ли деревня?» Федот извлек из кармана пожухлый номер 176607, на обратной стороне было нацарапано иголкой: «Калининская обл. Лесной р-н, п/о Никольское, дер. Хмелево. Петя и Нюра Белозеровы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книжка не только о том, «как любить детей» (цитирую название одной из книг Януша Корчака). Она еще об обучении лепке. Но как ни странно, в ней нет почти никаких практических советов. Ни изложения конкретной методики обучения, ни системы последовательно усложняющихся заданий...
Как дети воспринимают и осваивают окружающий мир? Как развить творческое начало в каждом ребенке, помочь ему выразить себя? При каких педагогических условиях занятия искусством, межличностные отношения становятся средством самопознания, эмоционально-нравственного развития? Над этими и другими проблемами размышляет автор, писатель и педагог художественной студии, рассказывая о своем опыте общения с детьми.Для широкого круга читателей.
Это необыкновенная книга. Проза? Да, безусловно. Убеждает с первых же страниц. И дело не только в том, что ее автор, Елена Макарова, пишет так, что, начав читать, оторваться трудно. Это, так сказать, ее фирменная фишка. Но еще и в том – и это, быть может, даже важнее, – что характеры она лепит так, что в их достоверности невозможно усомниться. Это же можно сказать и об обстоятельствах, в которых живут и действуют герои. Немолодой уже женщине, живущей в Сиднее и давным-давно эмигрировавшей из России, приходит нежданная бандероль, а в ней – некий литературный текст о ней самой.
Роман написан от первого лица. Художница и педагог Фридл Дикер-Брандейс пересматривает свою жизнь после того, как ее физическое существование было прервано гибелью в газовой камере. В образе главной героини предстает судьба целого поколения европейских художников, чья юность пришлась на Первую, а зрелость на Вторую мировую войну. Фридл, ученица великих реформаторов искусства – И. Иттена, А. Шёнберга, В. Кандинского, и П. Клее – в концлагере учит детей рисованию. Вопреки всему она упорно верит в милосердие, высший разум и искусство.Елена Макарова – писатель, историк, искусствотерапевт, режиссер-документалист, куратор выставок.
Место действия романа — карантинный Иерусалим, город, в котором события ветхозаветной истории и потрясения недавнего прошлого существуют бок о бок. Паломники, возомнившие себя царями и мессиями, находятся на лечении у психиатра. В центре чумового карнавала — героиня, лишенная эго и потому не способная к самоидентификации. Она «ищет себя» в пустынном Иерусалиме и в документах нескольких поколений семьи, испытавшей весь ужас первых десятилетий Советской России. Герои прокладывают свои запутанные маршруты в прошлом и настоящем, их судьбы смешиваются и сливаются между собой, рифмуются с библейскими событиями, а вплетенные в ткань повествования документы, письма и дневниковые записи становятся картой, ведущей к обретению вечно ускользающего «я».
В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.
На улицах Каракаса, в Венесуэле, царит все больший хаос. На площадях «самого опасного города мира» гремят протесты, слезоточивый газ распыляют у правительственных зданий, а цены на товары первой необходимости безбожно растут. Некогда успешный по местным меркам сотрудник издательства Аделаида Фалькон теряет в этой анархии близких, а ее квартиру занимают мародеры, маскирующиеся под революционеров. Аделаида знает, что и ее жизнь в опасности. «В Каракасе наступит ночь» – леденящее душу напоминание о том, как быстро мир, который мы знаем, может рухнуть.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
В тот день, когда в обычной старшей школе появилась Старгерл, жизнь шестнадцатилетнего Лео изменилась навсегда. Он уже не мог не думать об этой удивительной девушке. Она носила причудливые наряды, играла на гавайской гитаре, смеялась, когда никто не шутил, танцевала без музыки и повсюду таскала с собой ручную крысу. Старгерл считали странной, ею восхищались, ее ненавидели. Но, неожиданно ворвавшись в жизнь Лео, она так же внезапно исчезла. Сможет ли Лео когда-нибудь встретить ее и узнать, почему она пропала? Возможно, лучше услышать об этой истории от самой Старгерл?
Судьбы персонажей романа «Призрак Шекспира» отражают не такую уж давнюю, почти вчерашнюю нашу историю. Главные герои — люди так называемых свободных профессий. Это режиссеры, актеры, государственные служащие высшего ранга, военные. В этом театральном, немного маскарадном мире, провинциальном и столичном, бурлят неподдельные страсти, без которых жизнь не так интересна.