Вечный сдвиг - [20]

В выборе собутыльников Федот Федотович был беспринципен. Пил с кем попало, что вменяло ему в вину как левое крыло, так и правое. Либералы говорили ему: «Всем ты, Федот, хорош, только зачем якшаешься с черной сотней». Черная сотня говорила: «Всем ты, Федот, хорош, только зачем якшаешься с либералами». На эти двусторонние упреки Федот не отвечал, поскольку не уважал людей с партийным сознанием. Обезличка получается, ленинизм навыворот.

– Да, без натуры тут никак не обойтись, – вздохнул Федот и позвал Ивана.

– Попозируй, – попросил он его, зная, что за этим последует: «Совсем опустился, на натуру не наскребешь».

Иван именно это и сказал, но, как истинный друг, встал в позу: левая рука на груди, правая – на отлете.

– Дурак ты, Иван, – разозлился Федот. – Ну что ты из себя Ленина корчишь!

– Я ногтя его мизинца не стою, – осклабился Иван и ушел к себе.

14. Когда переведутся эти падлы? 

– Солнечный, кристальненький! – воскликнула старуха, открывая дверь Федоту. – Столько всего накопилось, а поделиться не с кем.

– А Миша? – спросил Федот, – где ж ваш любимчик?

– Падла этот любимчик! – Клотильда выдернула шнур из телефонной сети. – Есть предложение всадить ему в спину вот этот нож. – Массивный подбородок Клотильды приблизился к носу. – Он украл у меня три Светланы, четыре молодого мяса…

– Чего-чего? – переспросил Федот.

– Теленка с дубом, вот чего! Затем, – Клотильда загибала пальцы с остро заточенными ногтями, – два корпуса, три круга и мое сокровище XX съезд! – В ярости Клотильда походила на раненую медведицу. – Я их всех подорву, смотрите! – С этими словами она вынула из сейфа пластмассовую коробку. – Откройте, и вы увидите бомбу. Под катушками с нитками лежали кассеты.

Клотильда отпила боржому из бутылки и обнажила огромную руку с увядшими бицепсами.

– Кожа как тряпка, постоянная изжога, но я не сдам позиции. В Барнауле читают. В Чите читают. Кристальненький, его надо прирезать. Скажите, когда переведутся эти падлы?

– Не все же падлы, – вяло возразил Федот Федотович. – Например, Рем Германович…

– Рем Германович – это лапочка, это такая липутка, это вылитый лорд Байрон! Одна его трость что стоит! И он целиком и полностью меня поддерживает. Он одобрил мой план. Тотальная конспирация. Ванна наполнена водой до краев. В санузле стоит канистра с керосином. Они еще за дверью, а литература уже горит; пепел спускается в унитаз и только после этого, смочив волосы водой, я отпираю дверь.

– Но зачем полная ванна?

– Я мылась и не слышала звонка.

Клотильда держала курс на подрыв устоев: распространяла нелегальную литературу в рабочей среде и среди лечащего персонала больницы старых большевиков.

– Рем Германович подал идею по сбору показаний очевидцев. Кристальненький, я вас к этому непременно подключу.

– Ну уж нет, на что мне вспоминать весь этот кошмар!

– Во имя будущего, во имя наших детей и внуков! – Клотильда изо всех сил сжала Федоту руку и приблизила к нему свое черепашье лицо с глазами, горящими молодым блеском. – Федот, это нужно для истории.

– Пусть с вас и начнут, – сказал Федот, – у вас и магнитофон есть.

– Солнечный! – Клотильда чмокнула Федота в щеку. – Я не могу говорить с бездушной машиной! Мне нужен живой человек. И это будете вы.

Федот послушно нажал на кнопку.

– Так сразу и начнем? – растерялась Клотильда. – Можно рассказывать лежа?

Она взбила подушки и завалилась на высокую кровать с ярко красным плюшевым ковром в изголовье. На нем, конечно же, красовался Ленин. Но вовсе не для конспирации. Ленина она любила, а Сталина ненавидела.

– Если не успеем, продолжим в другой раз, только не оставляйте меня, а то вы уйдете, а я буду вас ждать как сумасшедшая, буду от вас полностью зависеть. Прошу вас, кристальненький, дайте слово!

Федот дал слово.

– Начну с виновника всех моих несчастий. Папаша! Он был подкидыш, его нашли в канаве с биркой «Леопольд Штайнман, мальчик немецкого происхождения». Из-за этого проходимца моя мать погибла в селе Омском. Образованная женщина! Она знала восемь языков и влюбилась в проходимца. Нет, никого на свете я не любила, как мать. Если б мне сказали, выбирай, кого тебе оставить, мать или сына, я выбрала бы мать. Он же был гад настоящий! Это не записывайте!

– Кто был гад?

– Папаша! – Клотильда сжала кулаки. – Клотильдочка, доченька, мы построим новую жизнь, мы дадим землю крестьянам и рабочим! И моя мама, из порядочной семьи, – она знала восемь языков, – ухаживала за тифозными рабочими. Последним он привел в наш дом Сидорова. Тот уже на ногах не стоял, а папаша твердил свое – партия не имеет права терять своих лучших членов! Они умерли вместе. Отец – утром, а Сидоров – вечером. Клотильдочка, мы должны умереть, чтобы ты и твои дети жили в мире, где все равны. И я мстила за братьев. Майн Готт! Что я тогда понимала! Эдуард, Филипп, Эммануил и Лютер! Они с детства играли на скрипке. Играли на свадьбах, на домашних концертах. Мама сшила им бархатные камзольчики с кружевными воротничками. За что они были наказаны? Зачем этот идиот втравил их в борьбу? Лютер, мой любимый, младшенький! Как он метался, когда их с Филиппом вели на расстрел белогвардейцы! Я не хочу умирать, Филипп, я не хочу умирать!