Вечные любовники - [64]

«Mon Dieu!» — иногда ворчал, проходя мимо, месье Ланжвен. У месье Ланжвена были седые виски. Он был чисто выбрит, среднего роста, с карими глазами, которые в присутствии детей оживлялись и теплели. Дети же, хотя и любили, когда отец потакал их капризам, были ничуть не менее привязаны к своей матери, которая, в отличие от отца, держала их в строгости. Однажды близнецы засунули кошку в дымоход, в другой раз под ними подломилась ветка абрикосового дерева, как-то утром старый Жюль не смог найти своих туфель, ни одной пары. Бывали дни, когда Колетт не желала ни с кем разговаривать, особенно с Шарлоттой, — она лежала в постели лицом к стене и ковыряла пальцем обои. Месье Ланжвена такое поведение раздражало ничуть не меньше, чем история с кошкой, однако соответствующие меры всякий раз принимала г-жа Ланжвен.

У сестры г-жи Ланжвен был роман. Ее муж приезжал в Массюэри в четверг поздно вечером, после ужина, ближе к полуночи. Приезжал он парижским поездом и оставался до воскресенья, а в воскресенье вечером в спальном вагоне возвращался обратно. Эго был жизнерадостный человек, ростом ниже, чем жена, с красным лицом и маленькими черными усиками. После его отъезда г-жа Ланжвен рассказала Шарлотте, что замуж сестра вышла неудачно, при этом о своем зяте говорила тепло, давая понять, что лишь констатирует факт. Г-жа Ланжвен вообще ни о ком плохо не говорила, не хотела никого обидеть — не такая это была женщина. Что у сестры роман, она сказала, пожав плечами. О том, что этим кончится, она догадалась, по ее словам, еще в день свадьбы сестры — такое видно сразу. «Le monde»[4], — сказала г-жа Ланжвен таким тоном, словно она нисколько не порицала свою сестру, не отзывалась с пренебрежением о своем зяте-рогоносце.

С зеленой папкой под мышкой Шарлотта спускается по плохо освещенной лестнице из своей квартиры на улицу. Промозглое декабрьское утро. Воротник ее непромокаемого плаща поднят, поверх плаща несколько раз завязан вокруг шеи черный шарф. Интересно, у других тоже так бывает, что одно-единственное событие сказывается на всей последующей жизни? В пять лет Шарлотта тяжело заболела, и, хотя она хорошо помнит все связанные с болезнью волнения, помнит, что ощущала близость смерти и даже с ней примирилась, — этот опыт в дальнейшем ведь на ее жизни не отразился, остался в том времени, она же, переступив через него, легкой поступью пошла дальше. Точно так же оставляла она за спиной и другие события и переживания, воспоминание о которых, казалось, будет неотступно ее преследовать. И только это лето в Массюэри почему-то постоянно, настойчиво ее сопровождает, стало словно бы частью ее самой.

— Это золотистое вино из Юра, — сказал месье Ланжвен — опять по-английски. — Оно отличается от всех остальных вин Франции.

Из окон особняка Массюэри видны горы Юра. Весной и в начале лета из-за дувшего с гор ветра в этих местах иногда бывало холодно. Она об этом часто слышала: горы Юра были постоянной темой разговоров.

— Is there a doctor at hand?[5] — произносила сестра г-жи Ланжвен запомнившееся ей выражение из словаря английских идиом, который, по ее настоянию, привез ей из Парижа муж. — Что значит «at hand»? Un medecin sur la main? C’est impossible![6] — И устало, заученным движением, вставляла в мундштук очередную сигарету.

— Ее любовник — молодой человек, — рассказывала по-французски г-жа Ланжвен, растягивая слова. — Работает в аптеке. В один прекрасный день он, естественно, захочет жениться — тем дело и кончится.

«Стоит мне утром открыть глаза, как с улицы до меня доносится запах свежего кофе. Это, должно быть, завтракает прислуга. Позднее, в половине девятого, нам накрывают завтрак в саду, в беседке, обедаем мы там же, а вот ужинаем всегда в доме, каким бы теплым вечер ни был. По воскресеньям в крошечной машинке, которой она с трудом управляет, приезжает мать месье Ланжвена. Живет она, если не считать экономки, одна, в деревне, за тридцать километров отсюда. Она маленькая, очень сердитая и со мной не разговаривает. Иногда вместе с ней приезжает бородатый мужчина, месье Оже. Он подробно рассказывает мне про свое здоровье, а потом я смотрю в словаре слова, которых не поняла. Приезжают по воскресеньям и другие родственники, двоюродная сестра мадам Ланжвен из Солье с мужем и вдова генерала».

Во время войны, когда в Массюэри оставались только женщины и дети, на территории поместья был обнаружен немецкий солдат. Жил он в укрытии, которое сам себе сделал, питался же, видимо, отбросами. Его бы никогда не нашли, не укради он, отчаявшись, сыр и хлеб из кладовой. Больше недели женщины жили, сознавая, что он где-то здесь, поблизости, мельком видели его по ночам, не зная, как им быть. Они сочли, что он дезертир, но наверняка сказать не могли, ведь солдат мог и заблудиться. В конце концов, испугавшись, что немец, по какой-то неизвестной причине, сам за ними следит, они застрелили его, а тело зарыли в саду. «Ici, — сказала г-жа Ланжвен, указывая пальцем на середину большой овальной клумбы, где росли розы. — C’etait moi»[7], — добавила она, отвечая на вопрос, который Шарлотта задавать ей не стала. Однажды, дождливой ночью, они со свекровью и служанкой подстерегли солдата возле его укрытия и стали ждать, когда он появится. Она выстрелила дважды, но промахнулась, и он двинулся прямо на них. Третий выстрел попал в цель, солдат покачнулся, и она разрядила в него оба ствола. Ей тогда было столько же лет, сколько сейчас Шарлотте, — замужем она была всего несколько месяцев. «Она такая славная, — писала родителям Шарлотта, — вы даже представить себе не можете».