Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика второй половины XIX — начала XX века - [16]

— Скажи же, — говорит царь, — мне ещё два дела: одно дело — отчего прежде такое зерно рожалось, а нынче не родится? А другое дело — отчего твой внук шёл на двух костылях, сын твой пришёл на одном костыле, а ты вот пришёл и вовсе легко; глаза у тебя светлые, и зубы крепкие, и речь ясная и приветная? Отчего, скажи, дедушка, эти два дела сталися?

И сказал старик:

— Оттого оба дела сталися, что перестали люди своими трудами жить, — на чужое стали зариться. В старину не так жили: в старину жили по-божьи; своим владали, чужим не корыстовались.

1886 г.

Пять снов

Иван Гончаров (1812–1891)

Иван Александрович Гончаров родился в купеческой семье в городе Симбирске. Семи лет потерял отца. В десять лет поступил в Московское коммерческое училище, где проучился десять лет, но всё-таки не закончил курса, так как в 1831 году перешёл на словесное отделение Московского университета, которое окончил в 1834 году. В бытность студентом Гончарову довелось быть свидетелем спора А. С. Пушкина с М. Т. Каченовским о подлинности «Слова о полку Игореве». После окончания учёбы Гончаров переезжает в Петербург, где устраивается переводчиком в Департамент внешней торговли министерства финансов. В том же 1835 году будущий писатель получает приглашение от художника Н. А. Майкова быть домашним учителем его сыновей, один из которых позже стал известным поэтом (Аполлон), а другой критиком (Валериан). Общение с семейством Майковых активизировало литературные интересы Гончарова. Именно в кружке Майковых он уже в начале 1845 года читает первую часть своего романа «Обыкновенная история». Роман был опубликован в «Современнике» в 1847 году и сразу принёс автору известность. Всего через два года в «Литературном сборнике с иллюстрациями» Гончаров публикует «Сон Обломова» — как некий пролог или увертюру к величайшему своему произведению, однако полностью роман «Обломов» появился в «Отечественных записках» только десять лет спустя, в 1859 году.

В 1852 году Гончаров в качестве секретаря адмирала Путятина отправляется в кругосветное путешествие на фрегате «Паллада». Путешествие длилось почти два года, да ещё на полгода затянулось сухопутное возвращение с Дальнего Востока в Петербург. Результатом путешествия была замечательная книга путевых очерков «Фрегат „Паллада“», вышедшая в 1858 году.

Почти сразу после выхода «Обломова» появляются в печати и первые главы третьего (и последнего) романа Гончарова — «Обрыв». Однако работа над ним, как в своё время над «Обломовым», затянулась ещё на десять лет. Только в 1869 году в журнале «Вестник Европы» «Обрыв» был напечатан полностью.

В эти годы не прекращалась и служебная деятельность Гончарова: он был цензором, потом редактировал газету «Северная почта» (1862–1863), был членом Совета по делам книгопечатания. В 1867 году Иван Александрович уходит в отставку. В последние годы Гончаров написал ряд критических статей (в том числе знаменитую работу о «Горе от ума» Грибоедова — «Мильон терзаний», 1872), очерки «Слуги старого века» и другие небольшие по размерам произведения.

Гончаров оставался всю жизнь холостяком, однако после смерти своего старого слуги Карла Трейгута писатель взял на себя заботу о воспитании и образовании его детей.

Писатель скончался от воспаления лёгких 15 сентября 1891 года.

Романы Гончарова, особенно второй из них («Обломов»), имеют непреходящее национальное значение.

Сон Обломова (из романа «Обломов»)

Где мы? В какой благословенный уголок земли перенёс нас сон Обломова? Что за чудный край!

Нет, правда, там моря, нет высоких гор, скал и пропастей, ни дремучих лесов — нет ничего грандиозного, дикого и угрюмого.

Да и зачем оно, это дикое и грандиозное? Море, например? Бог с ним! Оно наводит только грусть на человека; глядя на него, хочется плакать. Сердце смущается робостью перед необозримой пеленой вод, и не на чем отдохнуть взгляду, измученному однообразием бесконечной картины.

Рёв и бешеные раскаты валов не нежат слабого слуха: они всё твердят свою, от начала мира одну и ту же песнь мрачного и неразгаданного содержания; и всё слышится в ней один и тот же стон, одни и те же жалобы будто обречённого на муку чудовища, да чьи-то пронзительные, зловещие голоса. Птицы не щебечут вокруг, только безмолвные чайки, как осуждённые, уныло носятся у прибрежья и кружатся над водой.

Бессилен рёв зверя перед этими воплями природы, ничтожен и голос человека, и сам человек так мал, слаб, так незаметно исчезает в мелких подробностях широкой картины! От этого, может быть, так и тяжело ему смотреть на море.

Нет, бог с ним, с морем! Самая тишина и неподвижность его не рождают отрадного чувства в душе: в едва заметном колебании водяной массы человек всё видит ту же необъятную, хотя и спящую силу, которая подчас так ядовито издевается над его гордой волей и так глубоко хоронит его отважные замыслы, все его хлопоты и труды.

Горы и пропасти созданы тоже не для увеселения человека. Они грозны, страшны, как выпущенные и устремлённые на него когти и зубы дикого зверя; они слишком живо напоминают нам бренный состав наш и держат в страхе и тоске за жизнь. И небо там, над скалами и пропастями, кажется таким далёким и недосягаемым, как будто оно отступилось от людей.