Вечная утопия - [91]

:» картину цивилизаціи конца XIX вѣка; это произведеніе составляетъ нѣчто въ родѣ политическаго романа ⁵⁹). Дѣйствіе происходитъ въ Лондонѣ, куда мы сопровождаемъ Обана (Auban), французскаго рабочаго, и сопутствуемъ ему во всѣхъ его странствованіяхъ. Съ его помощью мы не безъ ужаса проникаемъ въ страшныя дебри нищеты и униженія. Оказывается, что какъ восторженные утописты, такъ и современные соціалъ-демократы, далеки отъ истиннаго идеала. Онъ, рабочій Обанъ (т. е. Макэй), обладаетъ гораздо лучшимъ средствомъ для достиженія этого идеала; средство это—анархія. Осуществленіе всѣхъ этихъ проектовъ будущаго означаетъ въ сущности одну только перемѣну господства: сегодня слабый подавляется сильнымъ, завтра, наоборотъ, сильный будетъ угнетаться слабымъ. Анархизмъ же желаетъ уничтоженія всякаго господства! Тамъ, гдѣ дѣйствуетъ сила, тамъ существуетъ и несправедливость; справедливость мыслима при одной только свободѣ. Но о какой же свободѣ говоритъ авторъ? Это свобода, дѣлающая возможной борьбу всѣхъ противъ всѣхъ, отрицающая всякое государство и, въ сущности, всякое общество, и признающая одни только свободные договоры, свобода, не допускающая никакого капитала; это, правда, свобода, признающая соединеніе двухъ лицъ брачными узами на всю жизнь, но въ то же время снисходительно относящаяся къ перемѣнамъ и дозволяющая также свободные союзы на одну ночь, на одну весну и т. д. Никто изъ предшествовавшихъ анархистовъ не заходилъ такъ далеко и не позволялъ себѣ подобнаго прославленія анархіи. Какъ отличаются эти восхваленія отъ тѣхъ идеальныхъ воззрѣній на государство, съ которыми мы познакомились въ этомъ сочиненіи! Какъ грубы они кажутся намъ, когда мы ихъ сравниваемъ съ политическими принципами платоновскаго коммунизма и т. п. Можно подумать, что на долю нашей эпохи выпало унизить идеальныя воззрѣнія соціализма и лишить такимъ образомъ мечты о государствѣ того, что въ немъ было дѣйствительно идеально. Тамъ, гдѣ истинные поэты рисуютъ прекрасную эпоху, всю въ цвѣтахъ и обвѣваемую пріятнымъ тепломъ, предъ Гаррингомъ возстаетъ въ его лихорадочныхъ мечтахъ пустынный, холодный какъ ледъ, міръ, изъ котораго поднимается скелетъ эгоизма.

Читатель, прочитавши эту книгу, которая провела его чрезъ всѣ вѣка, спроситъ себя: гдѣ же конецъ этому потоку описаній, романовъ, аллегорій, поэтическихъ произведеній о лучшемъ государствѣ, начавшихъ появляться болѣе чѣмъ 2000 лѣтъ тому назадъ, твореній греческихъ и англійскихъ, съ широкими воззрѣніями и имѣющихъ характеръ повседневной литературы? Не подлежитъ сомнѣнію, что многіе изъ авторовъ этихъ произведеній принадлежатъ къ небольшой фалангѣ великихъ умовъ человѣчества; почти всѣ они, хотя и были мечтателями, соединяли въ себѣ вмѣстѣ съ глубокими познаніями и богатымъ воображеніемъ чувство очень горячаго состраданія къ человѣческимъ страданіямъ и стремились улучшить участь всѣхъ.

Это утѣшительно. Среди нашихъ современниковъ, вѣроятно, есть лица, испытывающія удовольствіе быть въ обществѣ мыслителей, большею частью знаменитыхъ, утопіи которыхъ мы изложили въ своемъ трудѣ. Въ самомъ дѣлѣ, и въ настоящее время существуютъ люди, одаренные сильнымъ характеромъ, остающіеся одинокими въ свѣтскихъ кругахъ и чувствующіе влеченіе къ подобному общенію, вспоминая прекрасный афоризмъ Рюккерта: «Веди знакомство съ людьми, лучшими тебя, дабы наилучшимъ образомъ развить свои силы, потому что тотъ, кто не лучше тебя, не могъ бы сдѣлать тебя лучше». Мы здѣсь видимъ людей, принадлежащихъ къ величайшимъ умамъ всѣхъ временъ, и ихъ произведенія трогаютъ и плѣняютъ насъ, такъ какъ они остаются всегда юными, какъ и сама вѣчно юная фантазія.

Но стоитъ ли извлекать эти туманныя представленія изъ глубины старыхъ книгъ на свѣтъ божій? Не были ли они безплодной игрой разгоряченнаго воображенія, или же эти представленія о совершенномъ государствѣ заключаютъ въ себѣ болѣе глубокій смыслъ?

Никто, конечно, не ожидаетъ получить подробный отвѣтъ на такой вопросъ, такъ какъ для этого потребовалось бы написать новую книгу. Это значило бы написать теорію и критику права счастливаго государства, между

тѣмъ какъ мы задались цѣлью разсмотрѣть послѣднее только съ исторической точки зрѣнія. Еслибы мы рѣшились войти въ подробности, то намъ пришлось бы коснуться всѣхъ вопросовъ политической экономіи, общественнаго и частнаго права, и, можетъ быть, мы вынуждены были бы пуститься въ соціальныя предсказанія, что было бы здѣсь совсѣмъ неумѣстно.

Въ сущности политическіе романы и невозможно критиковать. Если мы отзовемся о нихъ дурно, намъ могутъ возразить, что это прежде всего не романы, а научныя политическіе трактаты, единственная цѣль которыхъ изложить сложные вопросы въ легкой формѣ. Точно такъ же мы очутимся въ затруднительномъ положеніи, если станемъ критиковать ихъ идеи, потому что тогда намъ могутъ сказать, что это не научныя произведенія, а чистыя фикціи!

Нельзя, конечно, говорить о томъ, чтобы эти романы, изображающіе выдуманныя государства, могли приносить какую-нибудь непосредственную практическую пользу. Ни одинъ практическій государственный дѣятель не создавалъ конституціи по воображаемымъ образцамъ этихъ архитек-торовъ-соціалистовъ и коммунистовъ. Но нельзя отрицать, что они имѣли косвенное вліяніе. Многія изъ этихъ сочиненій читались просвѣщенными людьми всѣхъ странъ и, какъ это легко доказать, покупались и изучались также государями и государственными людьми. Но если они находили многихъ читателей между людьми, власть имущими, слѣдуетъ думать, что и среди всего вообще читающаго человѣчества эти остроумные авторы должны были имѣть нѣкоторое вліяніе, заставляя людей призадумываться надъ основными принципами и вопросами соціальной жизни. Вниманіе значительной части публики было обращено благодаря этимъ сочиненіямъ на положеніе бѣдныхъ классовъ; они расшевелили сначала воображеніе и чувство, а затѣмъ вызвали охоту поискать лѣкарство противъ такого