Вечная история - [16]

Потом его рука опустилась вниз – к ее голым ногам, коленям, а оттуда стала медленно, но неумолимо продвигаться вверх. Петушок его никогда не тыкался в штаны так настойчиво, но Джон еще не знал, что он будет с этим делать. Пока он искал, искал то, от приближения к чему сердце у него билось все сильнее. Джуди издала какой-то сдавленный стон, а он продолжил свои исследования – вот ее трусики, его пальцы пробрались чуть выше и залезли под шелковистую ткань, чтобы почувствовать не менее шелковистую кожу, покрытую волосками. Потом он двинулся чуть ниже. Ноги Джуди подались в стороны – он так и не понял: сами или от его легкого движения рукой, и его пальцы погрузились в неописуемое блаженство. Он нащупал ее влажную щелочку, какие-то нежные неровности, потом его пальцы уперлись во что-то матерчатое…

И тут – о ужас! – его петушок отчаянно дернул головкой и растекся по плавкам жаркими струйками. Джон прекратил свои исследования, замер на мгновение, а потом, пробормотав что-то неразборчивое, бросился вон из комнаты, оставив Джуди лежать на кровати.

Жизнь была кончена. Такого позора он не перенесет. Он не знал, смог бы он довести то, что начал до конца, позволила ли бы Джуди, но уж никак не предполагал, что все кончится так бесславно для него и для его петушка. Он бросился на свою кровать и пролежал там до самого вечера. Когда, наконец, родители появились, он потребовал, чтобы они немедленно, сейчас же собирались в дорогу. Он был настойчив, и они лишь с большим трудом убедили его в том, что разумнее все же отложить отъезд на утро.

Джуди не пошла на пляж. Во-первых, она действительно чувствовала себя неважно, а во-вторых, понимала, что время уходит и если не предпринять никаких радикальных мер, ее знакомство с Джоном так ничем и закончится. Она своей женской интуицией чувствовала, что ее отсутствие на пляже подтолкнет его к действиям.

Она лежала на кровати с книжкой, но дальше первой страницы так и не продвинулась. Мысли ее путались. Неужели он не придет? Неужели она ему абсолютно безразлична как женщина?

Когда раздался стук в дверь, у нее перехватило дыхание.

– Открыто, – сказала она и, когда Джон вошел, сделала вид, что собирается подняться.

– Лежи-лежи, – сказал Джон. – Твоя мать сказала, что ты заболела, и я вот решил тебя проведать. Тем более мы завтра уезжаем. Хочешь? – он протянул ей мороженое.

Она разорвала фольгу и стала есть. Но лизнув несколько раз, положила его в блюдечко, стоявшее на ночном столике. На лице у нее было выражение если и не смертельно больного, то, по крайней мере, страдающего человека.

– Что с тобой? – с искренней заботой спросил Джон.

– Да так, ерунда. Завтра пройдет, – сказала она.

У нее застучало в висках, когда он взял ее за руку:

– Смотри, мороженое капнуло, – сказал вдруг он. Она опустила глаза и увидела у себя на запястье молочно-шоколадную капельку. Она не отняла руку (выглядеть это должно было так: она слишком слаба и потому даже не замечает, что он там делает с ее рукой), и тогда он наклонился и слизнул сладковатую каплю. Она тихонько вскрикнула, и почувствовала, как он приник к ее груди головой.

Больше она уже не могла играть, теперь она была самой собой. Забыв обо всех своих уловках, она наслаждалась. Теперь ей будет с чем сравнивать, успела только подумать она, перед тем как отдаться этим волнам блаженства.

Он почувствовала, как он запустил руку под ее футболку и, теряя сознание от счастья, ощутила его пальцы на своих сосках. Она не смогла сдержать стона. Потом он задрал на ней футболочку под самую шею и принялся целовать сосочки. Она неосознанным движением пошарила рукой по его джинсам (и хотя он был увлечен своим занятием, она почувствовала, как все его тело вздрогнуло). Вот он, значит, какой, подумала она. Тоже твердый и на ощупь немного похож на ее соски, которые – стоит к ним прикоснуться – твердеют, становясь как фасолинки.

А он продолжал мять ее грудь. При каждом прикосновении его губ к кончикам сосков она тихонько постанывала, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.

Потом его рука опустилась вниз – к ее голым ногам, коленям, а оттуда стала медленно, но неумолимо продвигаться вверх. Господи! Она была одним безвольным комком какого-то неземного сладострастия. Вот его рука пролезла под резинку трусиков и погладила ее лобок, потрогала кудрявые шелковистые волоски и направилась дальше, дальше. Ноги у нее сами собой раздвинулись, пропуская его туда, где все уже было мокро и изнывало в ожидании.

Вот его нежные и осторожные пальцы раздвинули ее курочку и продолжили свое исследование, коснулись маленького бугорка, который встрепенулся в предвкушении большего. Вот его пальцы…

Она вдруг в ужасе вспомнила, что у нее месячные, и подумала, что вот сейчас его пальцы встретят преграду в виде уже напитавшегося ее влагой тампона. Это и в самом деле случилось в следующую секунду. Джон неожиданно напрягся, замер на секунду, а потом вдруг вскочил, пробормотал что-то и бросился прочь. Она осталась лежать на кровати полураздетая и почти обезумевшая от желания. Она ничего не могла с собой поделать и, прежде чем осмыслить случившееся, довела начатое Джоном до конца – ее пальчики несколькими энергичными движениями за считанные секунды сняли напряжение. А потом… Потом она погрузилась в отчаяние.