Вечерня - [21]

Мужчина был одет в рубашку для регби с белым воротником и красными и синими полосками разной ширины, на нем были ярко-синие брюки из полиэстера. Это был заросший гигант с длинными рыжеватыми локонами и крепкой, мускулистой фигурой. По одну сторону от него была высокая чернокожая женщина, а по другую — среднего роста блондинка. Одежда обеих женщин выглядела удачным дополнением к синтетическому блеску этого косматого великана.

На блондинке была широкая яркая юбка и свитер с высоким воротом (без лифчика, заметил Хейз) того же цвета, что и брюки у мужчины. Хотя еще и не лето, на ногах у нее были сандалии. На черной женщине также была широкая яркая юбка (зеленого цвета) и свитер (и эта без лифчика, отметил Хейз) цвета волос блондинки. А на ногах — такие же сандалии.

— Там есть табличка, — сказал Хейз.

Они огляделись.

Хейз показал им, куда надо обратить внимание.

Табличка в виде руки справа от входа предупреждала:

«Перед тем, как войти в дежурную комнату, четко сформулируйте причину прихода»

— О, простите, — сказал мужчина, — мы не заметили.

Мягкий испанский акцент.

— Дежурный сержант на первом этаже сказал, что нам сюда, — тонким, слабым голоском пискнула блондинка. Почти шепотом. Но это привлекало внимание. Глаза голубые, как небо за окнами. Голос ровный, как равнины Канзаса. Хейз даже разглядел кукурузные поля.

— Меня зовут Корал Андерсон, — сказала она.

Хейз кивнул.

— Я — Стенли Гарсия, — представился мужчина.

— Ларами Форбс, — назвала себя негритянка.

— Ничего, что мы пришли? — спросила Корал.

— Но вы уже здесь, — развел руками Хейз. — Прошу вас, садитесь.

Стенли присел на стул возле стола. «Настоящий джентльмен», — подумал Хейз. Женщины притащили стулья для себя. Усевшись, они положили ногу на ногу под своими пышными юбками. Это движение напомнило Хейзу дни, когда по земле бродили толпы хиппи.

— Чем могу служить? — спросил он.

— Я — первый дьякон церкви Безродного, — заявил Стенли.

Ага, церковь Безродного. Поклонение дьяволу, — как сказала Кристин Лунд. Хейз подумал, а не являются ли Корал и Ларами вторым и третьим дьяконами. А еще было любопытно, как же их зовут на самом деле.

— Мы — ученицы, — Ларами кивком показала на блондинку.

У нее был сильный голос. Интересно, поет ли она в церковном хоре? И вообще, есть ли хоры в церквах обожателей дьявола?

— Мы пришли по поводу убитого священника, — сказал Стенли.

Хейз положил перед собой блокнот.

— Нет, нет, — сразу же встрепенулся Стенли, — вовсе не это!

— Что «не это»? — удивился Хейз. Его карандаш застыл над блокнотом, как гильотина перед ударом.

— Мы не имеем никакого отношения к его убийству, — пояснил Стенли.

— Поэтому мы здесь, — добавила Корал.

— Давайте-ка вначале выполним некоторые формальности, — предложил Хейз.

Они озадаченно посмотрели на него.

— Ваши настоящие имена?.. — спросил полицейский.

— Корал — мое настоящее имя, — произнесла оскорбленная блондинка.

Хейз догадался, что она лжет: ни у кого не может быть настоящего имени «Корал». Или «Ларами», по той же причине.

— Ну, а что скажете вы? — спросил он другую женщину.

— Я родилась здесь, — сказала она.

— Где «здесь»?

— Ларами, Техас, — объяснила она с ноткой вызова в своем сильном голосе. Темные глаза вспыхнули.

— И поэтому «Ларами» — ваше настоящее имя?

— А как бы вам понравилось всю жизнь быть Генриеттой?

Хейзу самому казалось, что «Коттон» — жуткое имя. Наследство отца, который считал Коттона Матера величайшим священником-пуританином. Хейз пожал плечами, написал в блокноте: «Генриетта Форбс», проверил запись, согласно кивнул и тут же спросил блондинку:

— Как пишется «Андерсон»?

— Через «о», — ответила она.

— Откуда вы родом, Корал?

— Из Индианы.

— Готов спорить, там много Корал.

Она поколебалась, уже готовая вспыхнуть, но вместо этого улыбнулась, обнажив маленькую щель между верхними передними зубами.

— Хорошо, я Кора Люсиль, — сказала она, все еще улыбаясь, очень похожая в эту минуту на Кору Люсиль. Хейз представил себе косичку, завязанную ленточкой в горошек. Кивнул, записал в блокноте: «Кора Люсиль Андерсон», а затем спросил:

— А вы, Стенли?

— Стенли, — сказал Стенли. — Но по-испански.

— Как это?

— Эстанислао.

— Благодарю. Ну, и наконец, что вы хотели сообщить о священнике?

— Мы, вообще-то, по поводу ворот, — сказала Корал, убрав ногу с ноги и для убедительности наклонившись вперед. Юбка колоколом, руки сцеплены, локти на бедрах, как будто вернулись шестидесятые годы… Хейзу даже пришлось стряхнуть с себя налетевшую вдруг тоску по прошлому.

— Какие ворота? — спросил он.

— Которые ведут в церковный двор.

— Ну и о чем речь?

— О том, что на них нарисовано, — сказала Корал. — О пентаграмме.

— О звезде, — уточнил Стенли.

— Перевернутой, — добавила Ларами.

— Ага, — хмыкнул Хейз.

«Пусть раскручиваются сами», — решил он.

— Мы знаем, о чем вы наверняка думаете, — сказал Стенли. Сейчас его акцент звучал отчетливее. Хейза заинтересовало, не нервничает ли он. Но ничего говорить он не стал.

— Из-за звезды, — сказала Ларами.

— И ее связь с сатанизмом, — дополнила Корал.

— Ага, — отозвался Хейз.

— А это многие не так понимают, — Корал улыбнулась своей щербинкой.

— В каком смысле? — спросил Хейз.