Вечерние огни - [10]

Хоть, как мы, они бы жили дружно

8 Иль дрались, коль есть охота драться.

90

III

Как мне решить, о друг прелестный,

Кто властью больше: я иль ты?

Свободных песен круг небесный

4 Не больше царства красоты.

Два рая: ты — в моем царица,

А мне — в твоем царить дано.

Один другому лишь граница,

8 И оба вместе лишь одно.

Там, где любовь твоя не властна,

Восходит песни блеск моей,

Куда душа ни взглянет страстно,

12 Разверзсто небо перед ней.

91

IV

У моей возлюбленной есть украшенье,

В нем она блаженна в каждое мгновенье,

3 Всем другим на зависть, мне на загляденье.

У моей возлюбленной есть украшенье,

В нем связали страсть моя и вдохновенье

6 С золотом и самоцветные каменья.

У моей возлюбленной есть украшенье,

В нем она должна, ее такое мненье,

9 И восторг встречать и даже огорченье.

У моей возлюбленной есть украшенье,

В нем она предстать желает в погребенье,

12 Так же, как была она в нем в обрученье.

92

V

И улыбки и угрозы

Мне твои — все образ розы;

Улыбнешься ли сквозь слезы,

Ранний цвет я вижу розы,

А пойдут твои угрозы,

Вспомню розы я занозы;

И улыбки и угрозы

8 Мне твои — все образ розы.

93

VI

Не хочу морозной я

Вечности,

А хочу бесслезной я

Младости;

5 С огненным желанием,

Полной упованием,

Радости.

Не лавровой веткою

Я пленен,

10 Миртовой беседкою

Окружен,

Пусть бы ненавистную

Ветку кипарисную

Ждал мой сон.

94

Песни кавказских горцев

I

Станет насыпь могилы моей просыхать,

И забудешь меня ты, родимая мать!

Как заглушит трава все кладбище вконец,

То заглушит и скорбь твою, старый отец;

5 А обсохнут глаза у сестры у моей,

Так и вылетит горе из сердца у ней.

95

II

Ты, горячая пуля, смерть носишь с собой;

Но не ты ли была моей верной рабой?

Земля черная, ты ли покроешь меня?

Не тебя ли топтал я ногами коня?

5 Холодна ты, о смерть! даже смерть храбреца,

Но я был властелином твоим до конца;

Свое тело в добычу земле отдаю,

Но за то небеса примут душу мою.

96

III

Выйди, мать, наружу, посмотри на диво:

Из-под снега травка проросла красиво.

Взлезь-ко, мать, на крышу, глянь-ко на восток.

Из-под льда ущелья вешний вон цветок.

5 "Не пробиться травке из-под груды снежной,

Изо льда ущелья цвет не виден нежный;

Никакого дива, влюблена-то ты,

Так тебе на снеге чудятся цветы".

97

Дюпон и Дюран Диалог (Из Альфреда Мюссе)

Дюран

О тени праотцев, как я тоской томим!

К богам воззвал бы я, когда бы знал к каким.

Вот скоро тридцать лет, как я на свете маюсь

И уж издателя лет десять добиваюсь.

5 Никто живой моих тетрадей не читал,

И в мире только я, что я пишу, узнал.

Дюпон

О, Брут! Ты ведаешь, как мне приходит жутко!

С картофелем лишь сидр не ободрят желудка.

И чтоб не задремать в тоскливом забытье,

10 Не встречу ль, с кем бы речь затеять о Фурье?

Какие времена! Какой обед ужасный!

Дюран

Кого я вижу там вдали? Кто тот несчастный,

Что дует в кулаки, в которых чувства нет,

А сам бредет дрожа, по-летнему одет?

15 У Фликото, кажись, встречал я горемыку.

Дюпон

Не ошибаюсь я. По горестному лику,

По взору томному в задумчивых глазах,

Но шляпе вытертой на сальных волосах

Дюрана узнаю, старинного собрата.

Дюран

20 Ты ль это, друг Дюпон? Рад, встретил я Пилада

И однокашника. Друг друга обоймем.

Так не попал еще ты в сумасшедший дом?

Я думал, что в Бисетр сдала тебя роденька.

Дюпон

Молчи. В окно сейчас я выпрыгнул умненько

25 И вот бегу тайком состряпать фельетон.

А ты, ужели твой ночлег не Шарантон?

Ведь говорили мне, что твой высокий гений…

Дюран

Увы! Дюпон, наш свет исполнен злых суждений!

Что за животное наш глупый род людской,

30 И сколько трудностей на путь пробиться свой!

Дюпон

Брат, мне ли говоришь? Успел я в нашем веке

Извериться вполне во всяком человеке.

Наш мир становится упрямей с каждым днем,

И в тупоумие все глубже мы идем.

Дюран

35 Ты помнишь ли, Дюпон, когда еще ребята,

Познаньем бедняки, а гордостью богаты,

Мы, хоть учитель нас, ленивцев, драл порой, —

В забвенье низменном вкушали сон с тобой?

В душе моей те дни блаженства сохранились!

Дюпон

40 Ленивцев, ты сказал. Мы с гордостью ленились;

Невежд, бог видит! Все, что сделал я с тех пор,

Решает о моем былом ученье спор.

Но запах сладостный, какой бывал в столовой!

Бывало, ешь и пей — обед всегда готовый!

45 Согнувшись над столом, бывало, припадешь

К книжонке мерзостной, сторгованной за грош.

Варнава, Демулен мне горько доставались,

А милые статьи Сен-Жюста укрывались

На сердце у меня. — Я руку подавал,

50 Как римский бы ее сенатор простирал.

Ты жребий мой делил, не кончил ты ученья.

Дюран

Ты прав, у гения повсюду треволненья.

Мой череп, созданный для лавров на заказ,

Ослиной шапкою увенчан был не раз.

55 Мое призвание, однако ж, видно было,

Во мне писательство всемощно говорило;

Презрен у сверстников, взращен на кулаке,

Я рифмовал в тиши, согнувшись в уголке.

В пятнадцать лет моя зарокотала лира,

60 Я Шиллера глотал, и Гете, и Шекспира,

И лоб чесался мой при чтенье их стихов,

А что касается прославленных шутов,

Как Тацит, Цицерон, Гомер или Вергилий,

Мы, слава богу, их как должно оценили.

65 Постигнув таинство, легко о всем писать,

Заике-музе я дал волю воровать,

По очереди драл я англичан, испанцев,

Сынов Италии и выспренних германцев.

Терзался я, что тем наречьем не владел,

70 Которым некогда башмачник Сакс гремел.

Я б, верно, произвел великое творенье;