Вечеринка - [2]

Квасов со Стасиком подчинились и разбили.

Квасов разбил хозяйку и ее подружку — высокую красавицу, похожую в профиль на голубя-дутыша. Подружка была глубоко декольтирована. Платье прикрывало лишь непосредственно грудь, оставляя свободным обширное пышное надгрудье. Стиснутое окаемом, пространство это сдержанно пульсировало, намекая на таившуюся где-то под ним раскаленную лаву.

— Водки не надо, — попросил Квасов, удерживая чью-то руку с бутылкой. — Только сухое.

— И это называется мужчины! — напряженным голосом сказала подружка, и надгрудье ее угрожающе вздрогнуло.

— Ну, хорошо, — сдался Квасов. — Тогда — до полосочки.

— Что, старик? — засиял через стол глазищами Стасик. — Решил водочки! Ну, тогда и я.

— Всем, всем водки! — скомандовал хозяин. — По полной! За именинницу!

…Через полчаса гости перетасовались, за столом возникли промывы, и Квасов со Стасиком, ерзая по стульям, сползлись, наконец, вместе.

— Слушай, — зашептал Стасик, — ты всех здесь знаешь? Кто этот оптимист?

— Почему оптимист? — спросил Квасов, подняв глаза на долговязого молодого мужчину.

— Он с бородой, — грустно сказал Стасик. — Люди, носящие бороду, имеют интерес к жизни… Так поедем мы с тобой на охоту? У меня есть знакомый егерь… я говорил тебе?

— Да, ты говорил мне, — подтвердил захмелевший Квасов. — Ты рассказывал мне об этом бесстрашном человеке.

— Вот видишь, — сказал Стасик. — У него четыре собаки.

— Зачем нам четыре собаки? — спросил Квасов. — Скажи — зачем?

— У-у-у! — покрутил головой Стасик. — Какие собаки! Львы!.. Но мы возьмем двух.

— Хорошо… Значит, берем двух собак…

Они брели по глубокому искрящемуся снегу. Впереди, положив на спины лисьи хвосты, бежали две собаки. Рядом шагал громадный егерь. Бородатый человек, имеющий интерес к жизни. Егерь взмахнул рукой, и по веткам елок расселись белые куропатки. Одна куропатка захлопала крыльями, раскрыла клюв и закричала:

— Охотнички!..

— Охотнички! — кричал опасно вихляющийся хозяин. — Послушайте, что человек рассказывает.

Рассказывал что-то бородатый гость — кандидат наук. Это Квасов вдруг так подумал про него: «кандидат наук». Бородатый что-то рассказывал женщинам, значительно поднимая брови.

— А на фига его слушать? — спросил Стасик.

— Да мы слушаем, слушаем, — заверил хозяина Квасов. — Честное слово. Ну, хочешь последнюю фразу?.. У нас, у вас, у капуцинов, неотвратимы и сизы…

— По всем законам медицины, — подхватил Стасик, — торжественно растут носы.

— Молотки! — восхищенно сказал хозяин. — Все правильно! — И временно отвязался.

А Квасов и Стасик стали пробираться на самый конец стола, к стенке, и по дороге лягали стулья, чтобы забаррикадировать проход. И когда пробрались и посмотрели назад, то увидели, что стулья расположились очень хорошо, без просветов, выставив острые углы.

Они присели и, почти сомкнувшись лбами, потихоньку спели свою любимую: «Нас оставалось только двое из восемнадцати ребят…»

Стасик дирижировал под столом рукой.

— Как на охоте, старик, — растроганно говорил он. — Правда?

Потом они запели другую, тоже хорошую песню: «Будет еще небо голубое, будут еще в парках карусели…»

— А-а-а! Вот вы где! — закричали в этот момент разыскавшие их жены.

— Что это они здесь делают? — изнемогая от смеха, спросила жена Стасика.

— Да это они здесь поют, — ответила жена Квасова.

— А вот мы их сейчас перепоем! — сказала жена Стасика, подбоченившись.

И они, действительно, перепели их, дружно грянув:

Это ничего, что мы с тобою

До сих пор жениться не успели!..

Тогда Квасов решил пойти на кухню — варить кофе.

Oн долго колдовал там над плиткой, но зато сварил настоящий кофе по-турецки, с аппетитной коричневой пенкой. Хотел уже разлить его по чашкам — себе и Стасику, когда в кухню влетел хозяин.

— Карамба! — обрадовался он. — Черный кофе! Блеск! Дай попробовать.

Квасов подал ему кастрюлечку. Хозяин попробовал, выплюнул кофе в раковину, сказал: «Горячий, черт! Пить невозможно!» — и долил кастрюлечку холодной водой.

— Оставить тебе? — спросил он.

— Не надо, — сказал Квасов, направляясь в комнату. — Пей до дна.

Он вернулся в комнату и сразу увидел, что там назревает что-то неприятное.

Побледневший Стасик сидел за столом и, пристукивая ладонью, настойчиво говорил:

— Нет, я был на охоте. Вы что, не верите?.. Я был на охоте! — повторил он. — Был! И я подстрелил белую куропатку!

— Верно, верно, — захихикал подоспевший хозяин. — Она белая, точно. Беленькая. Я вчера видел — он ее по проспектику вел.

— Она крашеная, — сказала жена Стасика.

— Так выпьем за крашеных куропаток! — иронически провозгласил кандидат наук. Он не смотрел на Стасика, но каким-то образом усмехался все-таки в его сторону.

— А я не буду! — сказал Квасов.

— И это называется мужчины! — прорычала подружка хозяйки. Ее расплавленное надгрудье вспучивалось протуберанцами, извергалось и клокотало.

Квасов зажмурился. Он зажмурился так крепко, что даже на минуту оглох.

Когда уши отпустило, Квасов близко услышал голос Стасика:

— Не трогайте человека. Пусть поспит.

— Пусть он поспит на диванчике, — твердо отвечала хозяйка.

Они отнесли Квасова в соседнюю комнату, положили там на диван и, больно выкручивая ноги, долго стаскивали ботинки. Квасов терпел. Его несколько раз перевернули, укладывая поудобнее, поспорили шепотом — снимать ли брюки, решили не снимать и ушли на цыпочках.