Вечеринка: Книга стихов - [22]

гул обвала

ста белых куполов.

Толпа,

толпега,

мириады снега.

Метель — бледна,

метель — пьяна,

метель — тысяча одна.

Метель — печаль,

метель-бег-вдаль,

кобыла блед, монголка вскачь,

лопаты взмах,

игра в белый мяч.

Метель, юдоль,

снег: пыль,

быль:

боль,

белое пламя

тысячи воль.

СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ

«По снегу, игла, скитайся…»

* * *

По снегу, игла, скитайся,

Хвост тащи по целине.

Были вышиты китайцы

И повисли на стене.

Дама в розовом халате,

Он с усами, без волос.

Подает цветы ей: нате,

Принимайте, раз принес.

А она, как по уставу

(Что ли зря ходить ему?),

Руку влево, нос направо:

Благодарствуйте, приму.

Он, сияя бритой кожей

(Метод — гладь и цвет пшена):

«Я сегодня стал вельможей,

Выходите за меня».

Без кокетства и коварства:

«В долгий ящик не кладу.

Если нужно государству,

Разумеется, пойду».

На стене стихают речи.

За окном бела зима.

…Тетка Лиза в скучный вечер

Вышивала их сама.

Толмач

С. В. Петрову

Опять в обозе толмача

Везут, ни то ни се — ни пленник,

Ни воин, — как не современник,

Он едет, лишь себя влача.

Два лагеря, два языка,

Противоборство, поединок,

Затейливый кровавый рынок

Без покупателей пока.

Талдычить, миру толковать

Его ж, как дауну, как кошке;

Быть знаком и не воевать,

А только ехать по дорожке,

Где слева — мертвые тела,

Покойники и кони — справа,

Кого-то Лета приняла,

Кого-то сетью тащит слава…

А ты — ты подбирай слова

Взамен таких же, чтобы те же,

И языка надломом свежим

Корми гуманность, точно льва!

Опять в обозе толмача

Везут… и на каком наречьи

Он думает по-человечьи.

Забывшись, слоги бормоча?

Как называется одна

Звезда, пылающая страстно,

Он забывает — и прекрасно,

И плачет — ибо ночь темна…

Той ночи впрямь названья нет,

И неисповедимы травы,

Что изливаются, как лава,

Из тьмы полезшая на свет.

Переводи — как бы слепца

Переводил, не сделав зрячим,

Не разъясняя, что дурачим

Себя — без лишнего словца!

И, говоря, будь глух и нем.

Языческих свидетель бреден.

Обоз, обоз, куда и едем?!

«Кому повем?»

Толмач, где родина твоя,

Не Вавилон ли?!

Башни, пашни,

Без края и конца края,

День завтрашний и день вчерашний.

Встречай закат или восход

В пути, в котором не по воле

Соседствует с тобою скот

И Логос, что не воин в поле!

Обоз — и женщины с детьми,

И медицина, и культура,

Телега, колесница, фура, —

Хоть колесом-то не томи!..

Изобретение скрипит

И с осью вновь ведет беседу.

Его влекут Пегасы, Бледы,

Гнедки — лишь грязь из-под копыт.

Переведи его, поди, —

Да ты и сам-то безымянен,

Не выжил, не убит, не ранен,

Нет амулета на груди.

Нет и креста, — но и пока,

И впредь, толмач, катись, хранимый

Преображением языка

Сквозь этот мир неизъяснимый!

Пусть ночь нежна, как никогда,

Полна полынью и виною, —

Не все погибло под луною,

Покуда есть в тебе нужда.

«Как сад мой сумрачен, как на паденья падок…»

* * *

Как сад мой сумрачен, как на паденья падок,

Неутешителен, не склонен утешать.

На осень реже он и выше на порядок,

В тиши затверженной намерен он ветшать.

Щелкунчик времени защелкивает челюсть,

И желудь хрупает, и отлетает час.

В затихшем воздухе листвы не слышен шелест,

Пейзаж молчит, как сад, ожесточась.

Здесь юность — выдумка, а зрелость — пережиток,

Сад признает одну игру — в «замри».

Пространство сверстано без сносок и без скидок,

Соосна с осенью сегодня ось Земли.

Как сад мой сумрачен, как прячет он тревогу

В безукоризненном наборе позолот,

Покуда Оберон своим волшебным рогом

Терпеть и трепетать его не позовет.

Старая игра

— Сыграем в старую игру?

— Сыграем в старую игру!

— Ты будешь принц.

Я буду принцесса.

— Нет. Обойдемся без исторического процесса.

— Ты будешь Иван-дурак,

А я дочь Черномора.

— Нет. Перебьемся без фольклора.

— Ты будешь точильщик,

А я молочница.

— Нет. Критического реализма мне не хочется.

— Тогда ты будешь — ты,

А я — я?

— Не стоило бы и начинать, дорогая моя.

— Чего же ты хочешь?

— Давай я и ты будем — мы,

А этот платок — последний месяц зимы,

А эта старая шляпа — весна.

— А тот рваный халат?

— Он будет Ниагарский водопад.

— Идет.

— Ну, вот.

Раз, два, три! Начало игры!

— А что теперь делать надо?

— Гулять у Ниагарского водопада.

— И все?

— А когда мы поравняемся со старой шляпой,

Ты спроси, почему так пышно цветет она.

И я отвечу: — Любимая, это пришла весна. —

А ты воскликнешь: — Ах,

Милый, я еще не бывала весной в горах!

«Были исполнены…»

* * *

Были исполнены:

концерт для скрепки с контекстом,

тарантелла для дырокола

и симфония для пишущей машинки

(в трех вариантах:

                           в мажоре,

                           в миноре

                           и в зашоре).

Мухи крылоплескали.

Мыши кричали: «Бис!»

Пес вяло сказал: «Браво».

В свою очередь за окном прозвучали:

токката

для двух кровельщиков с рассвета до заката,

соната

для подъемного крана

и маленькая ночная серенада

для кошачьего клана.

И далее — без антракта —

увертюра для железнодорожного тракта,

трели для дрели,

этюд для отбойного и марш для обычного молотка

и квартет для завсегдатаев пивного ларька.

После чего при появленье полной луны

объявлена была торжественная пятиминутка полной тишины,

в связи с чем готовые упасть в обморок клены

приободрились и распушили кроны,

а также расправили листы,

в результате чего постовой с поста

слушал, как ветер с запада

успешно воспроизводит тишину с листа.

Некоторое время полная луна