Лодка влезла в самую гущу, и мы застряли. Дрова стискивали нас, лезли под лодку, выпирали ее из воды.
— Ну, что будем делать, пропадать? — спросил Зоська, когда мы, опустив руки, сели после бесполезных попыток плыть дальше.
— Черти, и кто их упустил! — дрожа и синея, цедил я.
— Не дрова, а саргассы, — ругался Зоська.
— Погибнем, — скулил я.
— Ведь досаднее всего — погибнем от холода в дровах.
— Будем ждать ледяного затора; поднимется водяной вал — все расчистит, так и продерет, а больше нет ходов нам! — И Зоська стал слушать, что творится в ночи.
Дрова совсем выперли лодку наверх, и мы сидели, как на карусели.
Луна ехидно подмигивала, а меня от холода сводило в три погибели.
Зоська, положив на руки синее лицо, все слушал…
Смертельная судорога схватила меня костлявыми ледяными пальцами, я не мог больше вздохнуть и только выдавил:
— Зоська, кончаюсь…
Он уселся на меня верхом, стал трясти, больно бить ладонями по щекам, и когда я заорал и стал сопротивляться, он лег на меня, отогревать.
Вдруг дрова под нами заскрипели, заколыхались.
— Прорвало затор. Лед идет — теперь держись!.. — догадался Зоська.
На нас надвигался грохочущий и звенящий вал. Дрова вдруг всколыхнулись, и нас качнуло, как на качелях.
— Ух, расчистит… Держись! — ликовал Зоська, стоя с багром на носу.
Луна выглянула опять, и я увидел Зоську, всего голубого, с косматыми волосами, и багор его казался длинным и диковинным.
Нас подбросило на гребень волны, и вдруг я увидел льдины. Угловатые, обломанные, они разрезали дровяной затор, грозя раздавить нашу душегубку.
Когда огромная ледяная гора приблизилась к нашей лодке, Зоська кошкой прыгнул на ее зазубренный край, поддел багром лодку, я выпрыгнул к нему, и мы стащили лодку на лед и стали танцевать.
— Вези, матушка! Но-о!.. — понукал громадину Зоська.
И радостно было нам смотреть, как расступались перед льдиной проклятые дрова.
Скоро льдины, расчистив путь, пошли, плавно покачиваясь, по полноводью, и, зараженные их буйной силой, мы почуяли себя богатырями.
Зоська стоял на краю льдины, упершись багром, и, выпячивая грудь, пел, а я махал веслом и подвывал что-то дикое, куражился.
Блаженствовали мы недолго.
Течение стало бурливей. Шум усиливался.
Мы глянули и пристыли к льдине.
Впереди косматилась, бесилась река, прорывая новое русло, скакала зверем по неровному дну и, ставя ребром, перекатывала льдины, как огромные мельничные колеса.
Наша глыба дрогнула, качнулась и завертелась в дикой пляске. Вдруг я почуял, что мы куда-то летим.
— Держись! — орал Зоська.
Я опомнился, когда почувствовал, что мы спокойно плывем. Зоська сидел и шевелил губами, ничего не понимая. Льдины под нами не было.
— Бери багор, — ткнул я Зоську. — Видишь, Цна подошла!
Мы подплыли к слиянию рек.
Теперь вверх до станции — пустяки, десяток километров, а по заливным лугам еще меньше.
— Эй, работай!..
Молча отдуваясь, мы погнали лодку на синеющий лес, за которым наше Спасово.
Навстречу плавно шла тихая вода Цны, и совсем не было льдин.
Лишь порою шуршали о лодку кустарники и взлетали вспугнутые птицы. Однажды проплыл куст — весь усеянный соловьями, как бубенчиками.
Мы так устали, что я не чуял рук. Вдруг навстречу нам выплыл кустистый островок. На нем чернели остатки сенного стога.
— Обогреемся? — предложил я, и приятно поежился при мысли о ласковом огоньке.
Зоська направил лодку к островку, и, когда она носом коснулась берега, от нас в кусты шарахнулись какие-то тени.
— Зайцы! — смекнул я. — Потеха!..
Зоська выскочил и вразвалку пошел в глубь островка. Я хотел побежать за ним, но что-то удержало меня. Вглядевшись, я увидел, как с обеих сторон, охватывая Зоську, ползли серые лохматые тени.
— Назад! — заревел я. — Волки!
Зоська свалился в лодку, я отпихнулся багром и услышал, как жалобно заскулили голодные волки, провожая нас.
Мы долго гребли, боясь оглянуться.
У самого леса увидели еще островок. Но вылезти не решились. А так захотелось затеплить костерок, обогреться.
Вскоре мы очутились в затопленном лесу.
Плыть было страшновато. А вдруг заблудимся?
Луна спряталась. А на закате вдруг запылало зарево, просвечивая сквозь лес.
— Пожар! — ужаснулся Зоська. — Спасово горит! Опередили нас бандиты!
Мы выгребли на опушку и увидели станцию, расцвеченную огнями.
— Да ведь нынче Первое мая! — вспомнил я.
Мы заработали быстрей, правя на огни.
Они горели все ярче и ближе, но у меня стало шуметь в голове, руки задеревенели, не держали весла.
— Веселей! — подбадривал Зоська.
Я выбился из сил, ворочая тяжелым веслом, а станция все дразнила светом, но не приближалась.
Когда надвинулся на нас чугунный мост и громадины дамб, я ослаб совсем.
Лодка стукнулась о крутой берег.
Зоська выскочил первым, втянул лодку до половины, снял шапку, стал отирать грязное лицо и вдруг тихонько повалился на бок.
— Что ты, что ты? Ведь доплыли! — тормошил я.
Он бормотал что-то несуразное, и глаза его были совсем шалые.
«Ничего, в тепле отойдет», — подумал я и, накрыв его своим пиджаком, побежал в одной рубахе к станции, где сияли огни в честь Первого мая.
В исполкоме был народ, шло торжественное заседание. Я пробился к президиуму и не своим голосом крикнул: