Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой гимназистки - [23]
Но вот на площадь вышли юноши и вывели своих коней.
Быстрые, ловкие, огневые, выстроились кони. Ноздри их трепещут, глаза сверкают, так и рвутся вперед — не удержать.
Вскочили на своих коней юные наездники, взметнули нагайками и понеслись вперед, как ветер.
Несутся юноши, то спускаясь с седла на землю, то опять поднимаясь. Один только отстал, позади всех плетется.
Смеются над ним абреки, смеются старцы, смеются девушки, которые высыпали на крыши, чтобы посмотреть, как джигитуют юные жители аула.
— Гарун! Гарун! — кричат отовсюду неудачливому всаднику. — Ты коня себе на спину посади, так скорее доскачешь…
— Ну и конь, ну и всадник! — смеются девушки. — Шашлык тебе жарить, Гарун, а не по горам гоняться.
Точно кинжал врезался в сердце Гаруна — такой обидой отозвались в нем эти крики.
Сам он знает, что конь у него плохой, но что поделаешь? Где достать ему другого коня? Беден он, Гарун. У отца его нет денег, чтобы купить сыну другого коня.
Добрая лошадь у каждого жителя Дагестана — его добрая слава. Но такая лошадь, как та, что у Гаруна, не может считаться «доброю славою».
Больно, обидно Гаруну. Он красавец, статный, сильный, а конь плох…
Девушки пальцами на Гаруна указывают, смеются…
— Ну и конь, ну и всадник! — кричат они. — Куда ты с таким конем с другими соперничать вздумал! Достань коня лучше, тогда можешь и гоняться с абреками.
Засверкали глаза Гаруна от гнева, лицо побледнело от злости.
Соскочил он с коня, бросил его посреди дороги, а сам бегом пустился в сторону от аула, в глухое горное ущелье, куда нога человеческая не проникала, где бродили горные туры.
Бросился на землю у самого края бездны Гарун и взвыл дико, на все ущелье:
— Где достать коня?… Негде взять… Бедны мы… Нет денег в сакле отца, чтобы купить Гаруну коня. Изведут Гаруна лютые насмешки… Не жить Гаруну на свете… Лучше горному туру живется, лучше чекалке дышится, лучше змеям, нежели Гаруну.
И вдруг в плотно обступивших горы вечерних сумерках стало надвигаться что-то огромное, серое, выплывая прямо из бездны.
Вот уже различить можно: лохматая голова с седыми волосами, черные крылья, огромные глаза и козлиные рога. Руки костлявые, пальцы цепкие. Огромный хвост по краю бездны тянется.
— Гарун! Гарун! — взвыло чудище. Посмотрел на него Гарун да как вскрикнет.
Даже волосы у него дыбом поднялись от страха. Весь дрожит, слова вымолвить не может, только зубами лязгает, как волк в горной теснине.
А чудище говорит:
— Не бойся меня, Гарун-бек-Наида. Зла я тебе не сделаю… Я шайтан, дух бездны… Я владею всеми этими пропастями и стремнинами… Могуч и славен дух бездны и все даст тебе, чего ты ни попросишь… Если горе у тебя, юноша, — унесет его за собою в бездну шайтан; если просьба есть — выкладывай. Всякую просьбу исполню.
Радостью наполнилась душа Гаруна. Куда и страх делся.
— Дай мне, великий шайтан, доброго коня, — просит Гарун, — такого коня, чтоб я на нем всех перегнал, чтобы слава о моем коне пронеслась по всему нагорному Дагестану, чтобы люди дивились, на него глядя…
Подумал дух бездны и сказал:
— Хорошо, юноша, дам я тебе такого коня. Из моих подземных конюшен подарю я тебе первого, лучшего скакуна, с одним, однако, условием: ты за это обещай со мной покумиться. Клятву дай быть моим кумом, кунаком, значит. И первого сына, который у тебя будет, как только ему шестнадцать лет стукнет, мне в полное владение обещай отдать. Слышишь, в полное! Я его к себе уведу и принцем бездны сделаю.
Замолк шайтан, а Гарун белее своего белого бешмета стал…
Так вот за какую плату ему лучшего скакуна подарит шайтан!
Страшно стало Гаруну, так страшно, что захотелось бежать в аул к людям, только бы не видеть горного чудища, не слышать его страшных слов.
И вдруг тихое ржание услышал Гарун.
Оглянулся Гарун и… не выдержал, вскрикнул от восторга.
Месяц выплыл из-за тучи и осветил своим нежным сиянием красавца-коня, внезапно появившегося перед ним.
Не конь это был, а диво. Тонконогий, породистый, глаза — молнии, ноздри — алые азалии со дна ущелий, грива — шелк пушистый, хвост — бахрома; сам весь так и лоснится и отливает серебром.
Гарун затрепетал от счастья.
Много коней видел Гарун, а такого не видал. Нет даже у самого турецкого султана коня такого…
А дух бездны видит восторг Гаруна и нашептывает ему лукаво:
— Хорош мой подарок? Бери же его! Он твой! И за этого коня я от тебя требую лишь, ежели будет сын у тебя, — чтобы ты мне его отдал. А только ведь у тебя сына может и не быть… Не женишься — и договор наш пустим по ветру… А конь все же твой будет. Гляди, хорош конь. Ни у кого такого нет и не будет.
Обрадовался Гарун. Его конь! Его! Ему одному принадлежит красавец долгогривый. А сына у него может и не быть. Правду говорит дух бездны. Не женится он, Гарун, да и все тут.
Вскочил на коня Гарун, прижался головой к его тонкой, блестящей шее и лепечет, как дитя:
— Радость очей моих, гордость сердца моего, золотой луч звезды восточной!.. Ты мой!.. Ты мой!..
А дух бездны уже сурово говорит:
— Помни, как минет твоему сыну шестнадцать лет, присылай его сюда. А не то сам приду и возьму. А как силком его возьму — худо ему будет. Не принцем бездны его тогда сделаю, а моим рабом — слугою последним.
