Вдовы - [32]

— Я думаю так: вы ее не истязали, — сразу же сказал Бернс. — Проблема в том, что этот тип грозится лично пойти к нашему высокому начальству, если не получит письменных извинений от вас обоих.

— Ну и ну, — проговорил Карелла.

— Я так чувствую, что вы не в настроении писать извинения. Пошлю-ка я его в одно место.

— Да-да, сделайте это, — сказал Браун.

— Обязательно сделайте, — поддержал Карелла.

— Кстати, как выглядит эта убитая горем дама? — спросил Бернс.

— Да как вообще все по нынешним временам, — сказал Браун. — Ничего себе.

Такое вот утро… Правда, многие разговоры были еще впереди. А ехали полицейские повидаться с Лоис Стайн, замужней дочерью Шумахера, миссис Марк Стайн. И по дороге Браун рассказывал, какая это заноза в заднице — быть чернокожим. В этом случае вы немедленно попадаете под подозрение, тем более если вы еще и здоровенный, и чернокожий. И знаете, что особенно интересно? Ни один белый ни за что и никогда не подумает, что вы — здоровенный чернокожий полицейский. Нет и нет. Он непременно подумает, что вы — здоровенный чернокожий преступник. Ну, знаете, наверное, татуировка у вас даже на заду, а мускулы, мол, накачал в тюремном гимнастическом зале.

Кроме того, Браун всерьез полагал, — а это уже не имело ничего общего с рассуждением о том, почему быть чернокожим — это заноза в заднице, — в нынешней Америке наркотики заказывали музыку. И основными мишенями для «толкачей» были дети негритянских гетто, которые справедливо или несправедливо (Браун считал, что справедливо) были уверены, что они выброшены из царства сказочной «Американской Мечты», то есть возможности добиться неслыханного благоденствия. Единственную грезу, мечту, прочно оставшуюся им в утешение, они могли лелеять в закрутке с крэком. Но наркомания — это очень дорогое удовольствие, даже если вы «крупняк», банкир где-нибудь в центре города. Но особенно дорогим это удовольствие становится на севере полуострова, в черном гетто. В этом случае на что большее можно рассчитывать, если вы негр и без образования? Только подавать гамбургеры в «Макдональдсе», четыре с полтиной в зубы за час работы. А разве этого достаточно, чтобы культивировать постоянный рафинированный кайф — и не от самокрутки, и не от трубки, а от сигареты! Для того чтобы получать кайф от крэка, вы вынуждены встать на путь преступления. Воровать. А люди, которых вы обворовываете, — главным образом белые. Потому что все «бабки» у них. И потому, когда вы видите Артура Брауна, шествующего по улице, вам не приходит в голову, что это идет защитник слабых и невинных, поклявшийся охранять закон в этом городе, штате, во всей стране. Вы думаете, что это идет здоровущий преступник, негр-наркоман. Топчет нашу замечательную страну, где образовался порочный круг: наркотики — преступность — расизм — отчаяние — наркотики и так далее, в том же духе, в том же роде… Правда, все вышесказанное опять не объясняло, почему сидит такая «заноза в заднице», если вы чернокожий.

— Ты знаешь, — вдруг спросил Браун, — что бывает, если у черного сохнет кожа?

— Нет, — сказал Карелла. — Что?

Он продолжал думать о порочном круге, столь ловко описанном Брауном.

— Помимо того, что это причиняет массу неудобств. Не знаешь?

— Да нет, не знаю.

— Мы сереем. Вот, что бывает.

— Ага, — нейтрально выразился Карелла.

— Вот почему, — продолжал Браун, — нам приходится употреблять уйму всяческих лосьонов и масел. Смазывать ими кожу. Это не только у женщин такое. Это и у мужчин тоже.

— Вот оно что, — произнес Карелла.

— Да, да. Приходится смазывать кожу жиром. Чтобы избавиться от шелухи… Ну-ка, повтори адрес, куда мы едем.

— Триста четырнадцать, Саус-Дрейден.

— Масло какао, кольдкрем, вазелин, вся эта дрянь, дерьмо. Нам приходится употреблять все это, чтобы не становиться серыми, как призраки…

— Ну, мне ты не кажешься серым, — сказал Карелла.

— Потому что я втираю всю эту дрянь в шкуру. Вот так-то. Но я предрасположен к появлению угрей на этой шкуре.

— Ага.

— Это еще когда я был подростком. Поэтому, чем больше втираю гадость в шкуру, тем больше появляется угрей. Вот тебе второй порочный круг. Я даже думаю бороду отпустить. Клянусь Господом Богом.

Но Карелла опять не понял, к чему бы это.

— Подай еще вперед, — сказал он.

— Я уже вижу, — отозвался Браун.

Он подкатил к обочине, свернул к паркингу у дома 314 по Саус-Дрейден, вылез из машины, закрыл ее и присоединился к Карелле, стоявшему на тротуаре.

— Вживленные волосы, — сказал Браун, — вроде парика.

— Ага, — реагировал Карелла. — Ты видишь магазинчик-бутик? Хм, бутик! Ни больше, ни меньше.

Магазинчик назывался «Ванесса». Лоис Стайн пояснила, что это не имело ничего общего с ее собственным именем, но звучало как бы с британским акцентом, слегка даже снобистски, и это привлекало изысканных, неординарных женщин. Именно их и обслуживал такой магазин. Впрочем, и сама Лоис выглядела неординарной дамой: великолепный грим, очень элегантный стиль. Тип медовой блондинки с русалочьими глазами. Таких часто видишь в коммерческих клипах: шевелюра по ветру, прозрачные юбчонки не скрывают возмутительно длинных ног. Маргарет Шумахер говорила им, что ее приемной дочери тридцать семь лет, но вот уж чего никак не дашь: она выглядела лет на двадцать с небольшим. Безупречная фигура; серо-голубые глаза придавали лицу выражение таинственно-безмятежного спокойствия.