Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму - [10]

— Поможешь мне найти вот эту телеграмму? — спросил он.

Само собой, я согласилась ему помочь. При этом я все думала: “Вдруг я ее уничтожила?” Я посмотрела во всех папках, но так ее и не нашла. Каким-то образом мне удалось убедить Дика, что я ее еще не подшила. Он пожал плечами и сказал мне спасибо.

Я могла разумно объяснить свою страсть к уничтожению лишних телеграмм. В штабе разрешалось хранить лишь определенное количество бумаг, чтобы в случае эвакуации мы успели избавиться от документов в соответствии с руководством по их уничтожению. Таким образом, мои действия были не лишены смысла. Когда штаб закрылся, все документы были уничтожены. Любопытно, что в 1978 году, при захвате американского посольства в Тегеране, офицеры ЦРУ уничтожили все телеграммы, но иранцы сумели восстановить их по кусочкам. После этого ЦРУ улучшило шредеры, которые отныне стали не просто резать бумагу на тонкие полоски, а измельчать на кусочки, чтобы ситуация не повторилась. В 1971–1972 годах в Паксе стоял такой же шредер, как в Тегеране.

Постепенно я познакомилась со всеми работниками штаба. Одних я старалась избегать, с другими общалась с удовольствием. К последним относился наш специалист по отчетности Билли. На стене его огромного кабинета с высоким потолком и световыми окнами висела шестиметровая карта окрестностей Паксе, или Четвертого военного округа (ВО IV). На ней цветными булавками обозначалось присутствие и перемещение вражеских и дружественных войск. Билли где-то раздобыл высокую приставную лестницу на колесиках — точь-в-точь как в библиотеках. Время от времени он просил меня переместить булавки на карте, называя точные шестизначные координаты для каждой. Почему-то именно это позволяло мне почувствовать, что рядом идет война: размещая некоторые булавки, я понимала, что в этих местах были замечены части ВНА, отдельные солдаты или вражеская техника. Я также видела, где располагались наши лаосские войска, и лучше понимала, чем занимается Джон.

Основной задачей Билли был сбор рапортов офицеров ВР и написание исчерпывающих отчетов о ходе войны. Он отправлял эти отчеты по телеграфу и курьерской почтой во Вьентьян, где их подшивали в итоговые отчеты и отправляли в штаб-квартиру ЦРУ в Вирджинии.

Билли поручил мне собирать сырые сведения, получаемые от дорожных патрулей, и перепечатывать их на карточки размером восемь на тринадцать сантиметров, включая дату и время сообщения и шестизначные координаты. Сначала я добросовестно печатала эти карточки, но со временем мне это наскучило. Я подумала: “Он читает карточки каждый день”, — и стала включать в подборку фальшивые карточки, чтобы он мог посмеяться.

Например, в сообщении говорилось, что на таких-то координатах была замечена группа легковооруженных солдат ВНА. Я печатала: “Группа легкомысленных солдат ВНА была замечена” на конкретных координатах. К другому сообщению я добавила: “Отряд солдат ВНА был замечен верхом на слоне”. Мои развлекательные фальшивки становились все глупее и длиннее. Прошло несколько недель. Я решила, что Билли читает их и выкидывает, ничего мне не говоря, чтобы не портить веселье.

Как выяснилось, он не читал их, а сразу отправлял в архив. Само собой, я не записывала даты забавных сообщений, а потому не могла без труда разыскать их среди сотен карточек. Когда я призналась Билли в своей шалости, он не стал изымать фальшивки из архива. К счастью, все карточки были уничтожены, когда война в Лаосе закончилась и все документы отправились в шредер.

Я придумала себе еще одно занятие: стала обучать английскому лаосских переводчиков и ассистентов оперативного отдела. Не помню, как я этого добилась, но эта работа приносила мне самое большое удовлетворение, пока мы жили в Паксе. Эти люди говорили на ломаном английском и повторяли фразы, которые слышали от американцев, часто используя цветистый сленг, что был в ходу на базе. Сами того не понимая, они сквернословили прямо на уроках, невзирая на мое присутствие. Мне не раз приходилось сдерживать смех, когда я слышала что-то вроде: “Миссис Тамак, как называется эта хренотень?” Думаю, я помогла им значительно расширить словарный запас и выучить немало полезных фраз, чтобы быстрее и точнее передавать информацию в ходе важных радиопереговоров, но было совершенно очевидно, что мои уроки не были у них в приоритете.

В целом я каждый день страдала от такой однообразной и неинтересной жизни. С подачи Джона я запросила заявление на вступление в программу Фулбрайта, надеясь, что меня отправят на работу в Таиланд. Пока я заполняла его, Карл сообщил, что слышал о моем заявлении, и спросил, понимаю ли я, что Джон может лишиться работы в ЦРУ, если я получу место по программе Фулбрайта: “Есть список организаций, куда запрещено вступать сотрудникам ЦРУ. Программа Фулбрайта в этом списке. Бывшие члены этих организаций не могут даже претендовать на должность в ЦРУ, пока не пройдет пять лет с момента прекращения их членства”. Карл пояснил, что таким образом предотвращается “загрязнение” подобных гуманитарных программ. Не стоит и говорить, что я тотчас порвала свое заявление.