Вдова села - [20]
И село испытывало удовлетворение, даже гордость: вот, мол, как заботится коллектив о попавшей в беду женщине. А потом о ней только так и говорили: «наша вдова», «вдова села».
Прошло несколько месяцев, и Жофия заметила: стоит кому из мужчин зайти в дом, и потом их не выпроводишь. Ретивых посетителей не очень отпугивало присутствие свекрови, которая после смерти сына почитай что переселилась к невестке, а находились такие, кто и не думал стесняться матери Яноша.
Вот и в эти майские сумерки по пути с работы домой первым «заглянул» Дяпаи, бригадир шоферов: не надо ли, мол, Жофике подвезти чего, а то он выделит машину. Раздобревший сорокалетний мужчина, который двадцать лет назад, в студенческую пору, слыл «киноактером», по-прежнему питал пристрастие к светлым пиджакам в крупную клетку и производил впечатление состарившегося комика-танцора. Жофия усадила его на кухне — ослепительно белые шкафы, стол и табуретки, сверкающая медная посуда, пол, выложенный красным кирпичом, — выставила на стол вино в синем кувшине и напустила на непрошеного гостя свекровь.
Еще не старая, шестидесятилетняя свекровь была, что называется, в силе, и Жофии без нее пришлось бы туго. Если на работу надо было выходить раньше обычного, бабушка отводила детей в ясли, под вечер приводила их обратно, после чего, казалось бы, могла отправляться восвояси, но ее больше интересовали заглядывавшие к Жофии мужчины, чем собственный муж, который к вечеру, как правило, уже успевал нализаться. А тут у свекрови была возможность долго и всласть почесать языком, обсусолить все большие и малые события сельской жизни, которые, по ее мнению, касаются и ее лично.
Следующим «заглянул» Амбруш, низенький и широкоплечий шофер; осторожно придерживая длинным синим фартуком, он спустил из кузова двухсотлитровую бочку с керосином на зиму, вкатил ее на место, в дровяной сарай, и, утирая подолом рубахи вспотевшее лицо, с довольным видом направился в кухню. Однако при виде кислой физиономии своего бригадира и оживленно болтающей тетушки Мани улыбка сошла с его лица; он отказался присесть, предложенный ему стаканчик вина испуганно оттолкнул и ретировался во двор. Ему не повезло: Жофия купала детишек в ванной.
Наведались и другие посетители: Виктор, молодой агроном, — предупредить, что завтра спозаранку надо будет отправить партию цветов; районный врач — поинтересоваться, прошли ли у Жофии головные боли; Мароши, еще один шофер, — сообщить, что завтра на доставку цветов выделена его машина; Келемен Реже, секретарь сельсовета, — порадовать, что ему удалось выхлопотать для вдовы налоговые льготы; Рабшиц Вереш, сторож в охотничьем хозяйстве, — этот рассказал, что на следующей неделе будет отстрел кабанов, так не подбросить ли свежатинки? Каждому из них пришлось удовольствоваться лишь приветливой общительностью свекрови — эта ведьма насовсем тут обосновалась, что ли? — да стаканчиком вина. Дольше других держался Дяпаи; однако и он, не выдержав тошнотворно скучной, глупой болтовни, скрепя сердце вежливо распрощался. Ни разу не удавалось ему побыть с молодой вдовой наедине. Даже в присутствии свекрови он ее почти не видел. Дяпаи чувствовал себя до такой степени униженным, что едва удержался, чтобы не пнуть ногой собаку, уставившуюся на него осоловелым взглядом.
Жофия, не показываясь гостям, успела накормить и уложить детей, помылась перед сном сама и прошла в опустевшую кухню.
Свекровь, чему-то улыбаясь, самозабвенно терла полотенцем бокалы, из которых пили гости. Загрубелые толстые пальцы ее с поразительной нежностью дотрагивались до хрупкого стекла. Должно быть, во времена своего девичества на другой день после танцевальных вечеринок она подсчитывала, сколько кавалеров приглашали ее на танец. Жофия неожиданно вздрогнула, и против воли у нее вырвалось:
— Что со мной будет, мама?
Буркалиха с жадным любопытством обернулась к невестке:
— Приглянулся тебе кто?
— Ой, да что вы! — Жофия вспомнила физиономию Дяпаи с четко проступающими красноватыми жилками. — Мне на мужчин и смотреть-то тошно! Ведь у каждого на уме, что и я должна бы отплатить им добром за добро. И до чего же уверены в себе, индюки надутые!
Свекровь расчувствовалась, обняла молодую женщину, погладила ее по плечу.
— Не бойся, я не дам тебя в обиду… Коли вдовий траур да сиротские слезы им нипочем, то и они от меня спуску не получат.
И тем не менее Жофия боялась. Ей не было страшно остаться одной, без свекрови — напротив, когда та уходила домой, Жофии становилось легче на душе, — но она боялась за свое будущее. Жофия лежала без сна в комнате окнами на улицу; рядом тихонько посапывали детишки, в открытое окно струился аромат сирени. Время от времени по шоссе с грохотом проносился грузовик, его фары высвечивали полоску на противоположной стене, а потом комната опять погружалась в темноту. Первые недели после катастрофы она была в таком отчаянии, что почти не сознавала, что с ней происходит. Свекровь вела все переговоры с пришедшими на помощь влиятельными людьми — председателем сельхозкооператива, секретарем сельсовета, с каменщиками, с шоферами… Теперь к Жофии снова вернулась способность рассуждать трезво и хладнокровно. Прожить без мужчины трудно, да что там — просто невозможно. В деревенском доме без мужской силы никак не обойдешься; дров наколоть, снег сгрести, поднять, внести, отнести, передвинуть что тяжелое — эта работа не для женских рук. Если заболел кто в доме, за врачом сгонять на мотоцикле… Да и в других ситуациях без мужской поддержки не обойтись. Одинокая женщина, да с двумя ребятами, — легкая добыча. Уступит настояниям — ее же и презирать станут, а устоит — возненавидят. Сейчас как бы то ни было ее хранит траур. Ну, а что станется с нею потом? С двумя малыми детьми, даром что она молода и хороша собою, а ни один стоящий мужчина не возьмет ее в жены. Разве что какой холостяк, которому надоело одному маяться, или вдовец в годах. Или разведенный, но на селе такие редко попадаются, а если бы из-за нее кто развестись вздумал, то брошенная семья, родня, а стало быть половина села, возненавидели бы ее.
