Вдова - [15]

— Маруся, ты ведь можешь давать Ольге обеды без карточки, — сказала Даша.

— Не дам! — буркнула Маруська. — Это незаконно, меня с работы снимут, если я буду без карточек отпускать.

— А за то, что на базаре крупу продаешь, тебя не снимут с работы?

— Ну, змея, — задохнулась Маруська. — Червяка искала, да змею откопала.

На работе Маруська больше ни слова не сказала Даше. И взглядом обходила. А дома налетела, как коршун.

— Ты, Дарья, эти замашки брось! Ты мне не указывай, чего делать. Я сама знаю. Еще корить вздумала: «Крупу таскаешь». Кто рыбки хочет, тот и ноги мочит. Сама живу и другим жить даю. Тебе тоже.

— Ты на меня не ори, — огрызнулась Даша.

Они были вдвоем, Ксения куда-то ушла.

— А чего мне на тебя не орать? — подбодрилась Маруська. — Кто ты такая? Землю бы рыла сейчас, кабы не я. В бараке бы замерзала.

— У них работа тяжелая, — примирительно проговорила Даша, — как же не выручить.

— Я не солнышко, всех не обогрею. А краденым ты меня не кори. Совесть да честность на стол не поставишь заместо щей, — уже тише, поучающим тоном говорила Маруська. — На твое место любая обрадуется, только свистни. Я тебе в этот раз прощаю, а больше не прощу. Да и ссора-то пустая, из-за какой-то каши.

— Бывает, и в каше палец сломишь, — сказала Даша.

Она молча выдернула из-под кровати свой сундучок.

Задрала ситцевую занавеску, сняла с гвоздика платье, свернула кое-как. Маруська недоверчиво следила за ее сборами. Только когда Даша прошла мимо нее, чуть не задев сундучком, Маруська опомнилась.

— Покаешься! — крикнула она. — Покаешься, назад прибежишь, да поздно будет!

«Может, и покаюсь», — мелькнуло у Даши в голове.

Она вышла, хлопнув дверью.

«К Василию поеду, — подумала Даша, очутившись на улице. — Завтра же. То-то обрадуется! Надо было сразу с ним уехать... За другую работу браться выгоды нету. Переночую в бараке да за расчетом пойду».

Падал крупный снег. Сквозь плотную его завесу едва просвечивали огни стройки. Там работала вторая смена, и на столбах горели лампочки от временной электростанции. Силы ее только и хватало для стройки, в бараках жгли керосиновые лампы.

Барачный городок уже сильно разросся, вытянувшись длинной улицей. Дора жила в шестом бараке. Даша ходила с Маруськой в этот барак, красный уголок тут был больше других и сроду не пустовал. То газеты вслух читают, то лекции, то танцы. Вот и сегодня объявление: лекция.

Даша пошла в красный уголок. В просторной угловой комнате все скамьи были заняты, и многие девчата стояли вдоль стен. Керосиновая лампа кое-как освещала только первые ряды, а остальные тонули в полумраке. Дору тут сразу не отыщешь. От нечего делать Даша стала глядеть на лектора.

Это был инженер со стройки, Борис Андреевич Мусатов. В столовой он всегда садился за угловой столик и в ожидании обеда глядел в окно, а если окно было обмерзшее, то предварительно вытаивал пальцами кружочек для обозрения. Даша удивлялась, глядя на него: инженер, а какой робкий.

Сейчас Мусатов не казался робким. И заметила Даша, что собой он видный. В столовой не выделялся среди других, а тут словно ростом выше стал. Даша, не слушая, что говорил инженер, с любопытством разглядывала чисто выбритый раздвоенный подбородок, полные яркие губы, слегка выпуклые темно-карие глаза под пушистыми бровями.

У инженера был приятный голос, говорил он свободно и просто, и Даша, все еще не слишком вникая в его речь, думала про себя, что много, должно быть, знает этот человек. На столе были разложены какие-то листки, и Мусатов время от времени заглядывал в них. Нагибаясь, он надевал очки, а, распрямляясь, снимал их красивым, плавным жестом. А все вокруг, кто сидел на скамьях и кто стоял у стены, слушали инженера. Даша тоже стала слушать.

— ...«Каа-очу» — так называли индейцы белую смолу, которая вытекала из надреза на огромном стройном дереве гевее. Отсюда и произошло слово каучук. Каа-очу. В переводе это значит: слезы дерева.

Дивным показалось Даше это название. Слезы дерева... Тяжко, поди-ка, живется людям, которые сок древесный зовут слезами.

— Каучуковые шарики впервые вывез из Южной Америки знаменитый путешественник Христофор Колумб. Но никто не заинтересовался каучуком. В шариках, сделанных ради забавы, люди не увидели великого будущего для каучука.

«Вон она, Дора... Далеко сидит — не подойдешь. Слушает-то как... Будто ей не про каучуковые шарики, а про судьбу ее рассказывают».

— ...Резина вдруг потребовалась всюду. В автомобильной промышленности. Для электрического кабеля. Для оснащения станков. Для радио, химии, военно-защитного снаряжения. Более двадцати тысяч различных предметов изготавливается ныне из каучука. Вот почему он так нужен стране.

«Двадцать тысяч!» — ахнула про себя Даша. Она попыталась представить себе это множество резиновых предметов. Что, если бы собрать их в одном месте, хоть здесь, в красном уголке? И какие это предметы? Только резиновые калоши хорошо знала Даша, и прикинула, что бы вышло, если б свалить в одну комнату двадцать тысяч пар калош. Поместились бы они в этой комнате? Где там! Целого барака, поди, не хватило бы.

— В России не росла гевея. Россия покупала каучук. Платила за него золотом. В 1920 году, во время блокады, замерли заводы, которые вырабатывали резину: Англия отказалась продавать нам это ценнейшее сырье. Нас могла спасти только химия. И спасла...