Вдова - [69]

Глен же оставался дома перед монитором – «созидая собственную империю», как он это называл. Он покупал и продавал на eBay какие-то штуки для автомобилей. Теперь вся наша прихожая была забита доставленными по нашему адресу свертками. Но Глен, по крайней мере, был при деле. Я даже немного ему помогала – упаковывала эти штуки и ходила за него на почту. Жизнь как будто входила в привычную колею.

И все же ни один из нас не смог оставить это дело позади. Я не могу запретить себе думать о Белле. О почти что моей малышке. У меня невольно возникают мысли, будто бы это мы ее забрали. Будто она здесь, рядом с нами. Наша маленькая крошка! Порой я даже ловлю себя на том, что жалею, что в тот день он ее к нам не увез.

Впрочем, Глен думает вовсе не о Белле. Он не может просто так забыть подлость полицейских. И эти мысли его беспокоят. Я вижу, как он вынашивает какие-то замыслы, к чему-то себя готовит, и всякий раз, как по телевизору идет речь о полиции, Глен аж кипит от злости, ругаясь, что они порушили ему жизнь. Я попыталась уговорить его плюнуть на все это и думать о будущем, но он, похоже, меня не услышал.

Вероятно, он даже взялся за телефон, потому что однажды в четверг к нам с утра явился Том Пэйн, чтобы подробно объяснить, как предъявить иск Хэмпширскому отделению полиции. Он сказал, что за все, что перенес из-за них Глен, нам полагается компенсация.

– Да-да, с них приходится! – подхватил Глен. – Из-за их фокусов я несколько месяцев проторчал за решеткой.

Я отправилась на кухню заварить чай. А когда вернулась – они вдвоем что-то там высчитывали в желтом блокноте Тома. Глен у меня всегда был силен по части цифр. Он такой умный! Когда они сделали последние подсчеты, Том сказал:

– Я полагаю, вы должны получить что-то около четверти миллиона.

И Глен завопил в восторге так, будто выиграл в Британской лотерее. Я хотела было сказать, что нам не надо этих денег, что я не хочу этих грязных денег… Однако просто улыбнулась, подошла к мужу и взяла его за руку.

Процесс этот, конечно, долгий, но это дало Глену новое поле деятельности. Посылки с eBay к нам уже не прибывают – вместо этого муж сидит за кухонным столом, ковыряясь с бумагами. Он читает и перечитывает заявления, что-то перечеркивает, что-то выделяет разноцветными маркерами, прокалывает документы дыроколом и рассовывает по разным папочкам. Время от времени он зачитывает мне разные куски, желая узнать, что я об этом думаю.

– «Воздействие на мистера Тейлора как самого расследования, так и оставленного им пятна позора столь тяжело, что теперь мистер Тейлор, выходя из дома, подвергается частым приступам паники».

– Правда, что ли? – усмехаюсь я. Что-то я такого не замечала. Во всяком случае, ничего похожего на матушкины панические приступы.

– Ну, может, у меня внутри все переворачивается, – объясняет он. – Думаешь, им понадобится справка от врача?

Мы вообще не так уж часто покидаем свой дом. Бываем разве что в магазинах, да один разок сходили в кино. И хотя за покупками мы теперь стараемся ездить пораньше и в крупные супермаркеты, где никто никого не знает и где не приходится ни с кем говорить, Глена все равно почти всегда узнают. Пока шел суд, изображения моего мужа что ни день появлялись во всех газетах, – так что девушки на кассах вычисляют его сразу. Я предлагала ему, что стану одна ходить по магазинам, но Глен и слышать об этом не хочет. Дескать, не допустит, чтобы я одна это расхлебывала. Он держит меня за руку и ведет себя довольно вызывающе. Я же научилась решительно затыкать всякого, кто осмелится только сунуться к нему с вопросом или косо посмотреть.

Куда труднее, когда я встречаю тех людей, с которыми знакома. При виде меня некоторые торопливо переходят дорогу, будто меня не заметили. Другие, напротив, начинают обо всем расспрашивать. Поймала себя на мысли, что снова и снова повторяю им одно и то же:

– Все у нас отлично. Мы знали, что правда непременно выплывет наружу, что Глен ни в чем не виновен. А вот полиции еще много за что предстоит ответить.

Большей частью люди за нас радуются – хотя и не все. Одна из моих давних клиенток с прежнего салона заявила:

– Хмм… Среди нас нет никого, кто был бы абсолютно ни в чем не виновен. Вы так не считаете?

Я быстро проговорила, что рада была ее увидеть, но сейчас, мол, спешу по поручению Глена.

Однажды, заранее настроившись его переубедить, я все же сказала:

– Это будет означать новый суд. Опять примутся все это выкапывать, вытаскивать наружу, зачитывать при всех. И я не уверена…

Тут Глен встает и крепко меня обнимает.

– Я понимаю, для тебя это очень тяжело, дорогая, но это будет моя реабилитация перед обществом. Это гарантированно даст людям понять, через что мне довелось пройти. Через что мы с тобой прошли.

Это мне кажется разумным, и я даже пытаюсь ему помогать строить доказательства, припоминая даты и неприятные столкновения с людьми в общественных местах.

– А помнишь того парня в кинотеатре? Он кричал, что не желает находится в одном помещении с педофилом, и указывал на тебя пальцем.

Еще бы Глен этого не помнил! Нас пришлось выводить из кинозала в сопровождении охранника – как объяснил тамошний менеджер, ради нашей же безопасности. Парень не на шутку разошелся, выкрикивая: «Эй, ты что там сделал с Беллой?!» – а его спутница безуспешно пыталась усадить его на место.