Вдоль горячего асфальта - [44]

Деревеньки со штабами полков, вмерзшие в водохранилища ковчеги причалов, дачные платформы, краснокирпичные корпуса фабрик — истерзанное осколками прифронтовое Подмосковье тонуло в снегу и в луне, и всё, не исключая луны, пахло теплым сенным сараем и свежестью зимы.

Из синих перелесков выскакивала наша конница в дубленых полушубках, а полковник Костя Константинов тоже в дубленом полушубке стоял на командном пункте. Кажется, под Рязанью наблюдал он штабеля заготовленных дровней и сейчас следил, как за родным конником на прилаженных к седлу постромках катились санки с родной пехотой. Следил за стремительным развитием боя, завидовал и переживал: не ткнулся бы конь бархатными губами в сугроб, не свалился бы всадник или ездок не раскинул бы трудовых рук по лунным снегам…

Отпылали красные кусты на серой пемзе скалистой Таврии. Степи от Якорных и Мертвых бухт до Джанкоя, до Каховки продула метель, а от Новороссийска, от Керчи до Одессы и Констанцы по морю гулял шторм.

Прелестным в летнюю пору киммерийским мысам был не внове степной буран, но железные баржи и резиновые лодки на заснеженном Понте Евксинском не могли не вызвать их удивления.

Полуштатские-полувоенные не по сезону в пилотках, наши юноши выходили из волн, продвигались по темной территории здравницы или каменоломни к армянской часовенке или домику шоссейного мастера, и в мутной степи, на перевале в кривом лесу в крошащихся под ногами каньонах шли не отмеченные сводками, но героические схватки.

Как бы сквозь виноградную шкурку проступали зимние, вернее, осенние краски Средней Азии — не багрец, а розоватость, не золото, а соломенная желтинка. На балконах же и перед суфой[16] в садах теплились и струили дымок мангалки — ведра-печурки, на которых каменный и глиняный город готовил ужин.

Здесь, на крайнем левом фланге единого фронта, универмаг превращался в мастерскую, а с двух сторон загороженная улица — в цех. Тысячи Машенек и Павликов занимались здесь трудами не последней важности (как и моя Машенька на текстилькомбинате, как и мой Павлик с лекциями и статьями).

Утром ему следовало набросать заметку о Денисе Давыдове, днем — лекции, вечером — встреча в горячем цеху (в перерыве).

— А вы, Машенька, чем заняты?

— Я… — перед Машенькой поликлиника, мальчуган привел мальчугана постарше с поврежденными пальцами.

Старший с военного завода, сейчас все заводы военные.

Мальчики ждут хирурга, разговаривают.

— Что ты делаешь на заводе? — это младший старшему.

— Делаю телеги.

— Машенька, так что же вы делаете на текстилькомбинате?

— Телеги…

31

В Вашингтоне был тихий субботний вечер, и адмиралы ушли в театр. А на островах Гавайи всегда тихо. Вулканы бездействуют, ураганы молчат, змей нет.

Но Дух войны тут как тут. Он принял образ японского консула из Гонолулу и, купаясь, измеряет глубину у берега, сидя в приморском ресторане, отмечает движение военных судов, подымаясь на холмы, присматривается к суше и к морю. Накануне событий в субботу 6 декабря он доносит куда надо: «Аэростатов воздушного заграждения не наблюдал. Противоторпедных сетей в районе стоянки линейных кораблей не имеется. Никаких приготовлений к отражению атак с воздуха или с моря на близлежащих островах не замечено».

Точь-в-точь как в Порт-Артуре в январе 1904 года. Еще мир, но Дух войны здесь, и тоже представлен японским консулом, только не из Гонолулу, а из Чифу. В Порт-Артуре за японскими подданными прибывает пароход. На нем японский консул и консульский слуга. Пароход останавливается посреди русской эскадры, затем уходит в море, на условленном рандеву передает японской эскадре неофициального агента Японии — консульского мнимого лакея — и карту, на которой указано расположение русских кораблей.

Вы слыхали о нежной гавайской гитаре, но не подозревали о существовании гавайского военного округа и о гавайской военно-морской базе тихоокеанского флота США — Пирл-Харборе, где суда стоят в тесной бухте бок о бок и попадают в море через узкий проход в коралловом рифе.

Ах, эти тишайшие воскресные утра, — команды уволены на берег, на верхних палубах одни вахтенные. Между тем японские авианосцы приближаются к Гавайским островам, и в декабрьское воскресное утро воздушные силы Японии появляются над Пирл-Харбором.

Американские радисты успевают передать «тревога не учебная… тревога не учебная…», а громады линкоров, крейсеров, эскадренных миноносцев и вспомогательных судов валятся у своих пирсов, прижимают друг друга к стенке, брызжут расплавленной краской, поджигают один другого и выбрасываются на грунт, самоотверженно пытаясь не загромождать фарватер.

Меньше чем через два часа последний японский самолет покидает небо Гавайи, а над Пирл-Харбором повисают бушующие клубы черного дыма.

32

Америка теряла тихоокеанские атоллы и острова. Пала цитадель британского владычества в Китае — Гонконг. Создавалась непосредственная угроза Сингапуру. Итальянцы и немцы в Северной Африке продолжали рваться к Суэцкому каналу. Немцы предвкушали отдых в Москве.

И несмотря на то, что самураи владели западной частью Тихого океана и приближались к воротам Индии, смертный приговор самурайской Японии был вынесен накануне ее вступления во вторую мировую войну — в субботу 6 декабря 1941 года, когда советские армии под Москвой нанесли ответный удар армиям германским.