Вдохнови меня - [17]

Так запутанно как в эти дни, она себя еще никогда не ощущала. Неопределенность и не озвученные вслух вопросы не переставали мучить. Хотя она и не могла не признать факта, что безумно рада от того, что Павел вновь рядом. Ее сердце снова билось, как положено. В смысле, не как положено с медицинской точки зрения, а как здоровое, радующееся жизни и любящее сердце. То есть совершенно ненормально, — то быстро, то замирая, то падая в пятки, то паря в невесомости, обретая крылья. Павел рядом с ней и она услышала от него признание.

Так, держась за руки и не нарушая странного, очень хрупкого покоя словами, они дошли до центра города. В редакции Маша получила от Вениамина Васильевича ряд мелких указаний и забрала в довесок целую кипу статей и рецензий. Вместе с Павлом, который все это время ждал ее, зашли по дороге домой в магазин. У Маши был пустой холодильник, и она не собиралась спрашивать мнение Павла о закупке продуктов. Прекрасно помнила, что он не любил ходить по магазинам. Сам виноват, сам увязался.

У входа в торговый центр, на асфальте, сидел молодой парень. У него была жидкая бородка, заплетенная в длинную тонкую косичку, ряд браслетов на руках и разноцветные бусы на шее. Он играл на гитаре. В открытый чехол гитары перед ним предлагалось кидать деньги за импровизированный концерт. Парень медленно перебирал струны и пел что-то заунывное, на манер шотландских баллад.

Маша встретила его усталый взгляд и улыбнулась, доставая из сумки кошелек. Но Павел перехватил ее руку и достал деньги из кармана своей куртки. Положил мелочь в футляр и потянул девушку в сторону.

— Тебе что, понравилось, как он голосил?

— Нет, не очень.

— Тогда зачем ты там остановилась, стала искать деньги? — Павел искренне недоумевал. То, что они услышали — плохая музыка. Жалкое место и зрелище. Он бы прошел мимо и не взглянул на парня со старой гитарой.

— Я всегда подаю старушкам, бедным, но опрятным. Парень тоже не просто так протягивал руку. От него не разило перегаром, глаза осмысленные, вроде не наркоман. И он что-то делал. Как умел, но играл и старался. Я не оцениваю уличных музыкантов по их профессионализму. Это нуждающиеся люди.

Для Павла музыканты, любого уровня, не были людьми. Они были или хорошими профессионалами или плохими дилетантами. Людей он как раз в них и не видел. Не нужно было.

Маша, видя его реакцию, стала тихо рассказывать:

— Один раз я ехала в электричке поздно вечером, все пассажиры уставшие, кто дремал, кто откровенно храпел, сидя на жестком сидении. А там две девушки, одна поет, другая на этом, как его… инструмент такой, — Маша повела руками, то разводя их в стороны, то снова сводя вместе.

Павел еле удержался от хохота, с недоверием предположил:

— Уж не тарелки ли? — и все-таки рассмеялся, представив, как из вагона шустро убегают все пассажиры, по проходу которого идут девушки — одна поет, вернее, орет, чтобы перекричать такой звучный ударный инструмент, а другая ритмично ударяет металлические тарелки друг о друга.

— Уверен, тогда все были бы готовы им заплатить. Лишь бы заткнулись.

Маша тоже рассмеялась и, не отрывая взгляда от веселящегося Павла, ответила:

— Нет, до такого еще не додумались. Увы, ценителей экспериментального искусства вряд ли бы нашлось. Их скорее вытолкали бы взашей из вагона. А инструмент такой, как у крокодила Гены.

— Аккордеон, гармошка.

— Да точно! Так вот, одну из девочек, ту, что играла на гармошке, я когда-то знала. Она с мамой и младшей сестрой жила в том же доме, где и я с бабушкой. Родом она из Таджикистана, их мама работала дворником у нас во дворе, мыла подъезды. На гармошке Нодиру учила играть моя бабушка, просто так, не беря никаких денег за уроки. Просто девочка очень веселая была, и ей так нравилось играть… Вот и бегала постоянно к нам. Потом бабушка и подарила Надире эту гармошку.

Маша на минуту замолчала. Ее голос перестал быть веселым, взгляд уткнулся в дорогу под ногами.

— В то время, когда я увидела их в вагоне, бабули уже не было в живых. Мама девочек стала алкоголичкой, а гармошка единственным заработком сестер. Ну, еще как возможный вариант выживания имелась проституция, но девочки предпочли гармошку и пока держались. Так что, музыка это не только элитарное искусство, Паша.

Он промолчал.

Павлу вспомнилось, как он маленький ехал с родителями на концерт в другой город. Из окна машины, проезжая какую-то разваленную коробку остановки на обочине, он увидел привязанную тощую собаку. Довольно крупная, она была вынуждена привставать на задние лапы, чтобы короткая веревка не душила ее за шею. Вокруг лес, осень, холодно и сыро. Павел дернулся и стал показывать маме с папой на бедную собаку с торчащими ребрами. Они не остановились.

Куда нам? Уже итак опаздываем, нарядно одетые, приготовились слушать прекрасную музыку в изысканном обществе.

После этого случая Павел не помогал, например, в магазине кому-либо собирать рассыпавшиеся апельсины…

Маша и Павел разные. Ей нравилось ходить пешком, ему нравилось ездить с комфортом на машине. Она любила уютно есть у себя на кухне, до этого сама, приготовив себе еду. Часто звала к себе и угощала соседей. Он в основном питался один и вне дома. Любил шикарные рестораны, где бесшумно передвигались вышколенные официанты, царила почти библиотечная тишина, нарушаемая только звяканьем приборов и неспешной беседой. Маше нравилось, когда вокруг веселая суета, пусть и бессмысленная, но живая, добрая и теплая. Чтобы звучали голоса или музыка. Павел это ненавидел, предпочитал тишину и зримую дистанцию со всеми и во всем. Он, как само собой разумеющееся, воспринимал, когда его обслуживали, угождали. Маша начинала чувствовать неловкость и неудобство, даже какую-то вину перед обслуживающими ее людьми.