Вдохнови меня - [18]

Павел как доминанта, Маша как тоника, в которой доминанта находит успокоение, покой. Дом. А он всем существом стремится к ней. Но вопреки собственным опасениям, не растворяется, не теряет себя. Доминанта продолжает звучать, только теперь вместе с тоникой. Образуя чистый и сильный интервал.

Они звучали на равных. Рядом с Машей Павел становился лучше, чем был. Начинал, например, замечать в официантах и портье людей, чаще отвечать на улыбки ответной улыбкой. Пусть и скупой, дежурной. Больше задумывался о своем отношении к окружающим, к друзьям и родителям. Справедлив ли он?

Павел не хотел оставаться без Маши ни на минуту, хотя и приходилось расставаться довольно часто. Все-таки, у каждого из них была своя, отдельная от другого, и уже налаженная жизнь.

Во время расставаний он чувствовал, как нить между ними начинает вибрировать, натягиваться. Звучание тоники и доминанты, — образуемой ими квинты, — утихало, но не пропадало совсем. Никогда. В то время, когда же они были вместе, этот накал между ними, чистый совершенный звук, ощущали все вокруг.

Это почувствовали или услышали, или увидели родители Павла. Встретились на нейтральной территории в кафе. Павел хотел иметь возможность в любой момент встать и уйти, увести от них Машу. Если быть честным, то он ожидал от своих родителей скандала. Как же, его избранница не музыкант, девчонка с улицы, никому не известная переводчица с финского, тю! Как же перспективная и по всем статьям подходящая Наталья?

Всех этих слов он не услышал, даже не ощутил их непроизнесенными. Его родители, от которых столько лет отбивался, которых столько лет тихо терпел и игнорировал, они оказались другими. Павел серьезно растерялся. Капитально и надолго.

И мама, и папа вежливо встретили, улыбались, мать нежно поцеловала его Машу в обе щеки. Даже прослезилась. С Машей нашли общий язык, беседовали на интересные обеим сторонам темы. Пусть пока осторожно и прощупывая почву, приноравливаясь и узнавая друг друга, но это было нормально. Неожиданно хорошо. Никакого высокомерия и в помине нет. Никакой фальши.

После встречи Маша ему сказала, что родители очень любят его и гордятся им. И что, пожалуй, Павлу стоило бы это больше ценить, ведь они не вечны. Она сказала это ненавязчиво, без упрека, мимоходом. Но Павел почувствовал себя свиньей.

Маша его ангел, в этом он убеждался каждый день.

С позицией Павла все яснее некуда. Однажды так крупно сглупив и ошибившись, он сделал выводы. Непростые и стоившие слишком много им обоим, но урок он уяснил на всю жизнь. И повторять его не собирался.

Павел разбрасывал всю работу, занятия, обязательства, репетиции. Организовывал и перекраивал все так, чтобы когда была свободной Маша, быть свободным и самому.

Он отпустил себя полностью, перестал ограничивать эмоции, прятаться за стену, от которой, кстати, остались одни руины. Перестал отрицать свои чувства, перестал бояться. И плюс к опьяняющей свободе, почувствовал себя пещерным человеком. Потому как желания и эмоции оказались настолько первобытными, даже примитивными, сильными… Хотелось украсть Машу только для себя, взвалить на плечо и утащить в пещеру, спрятать ото всех, ограничить ее мир только собой. Не делиться ни с кем ее временем и вниманием, получить ее всю в свое безграничное владение. И эти желания были настолько крышесносящими, усиленные еще и долгим сдерживанием всех абсолютно эмоций и страхом вновь потерять любимую.

Павел еле мог противостоять таким порывам и желаниям. Также сильно хотелось ее защитить. Прежде всего, от своей же глупости и черствости. Он очень ясно осознал, что до встречи с Машей относился равнодушно к чувствам других. То есть, абсолютно.

Было безразлично, если он кого-то ранил или обидел. Тактика — цель оправдывает средства — хороша в карьере, но не облагораживает личность. Он и не был благородным.

Отпустив себя, уже с трудом справлялся с собственническими замашками. Эмоций оказалось настолько много, они плескались в нем через край. Ладно, если бы Паше было пятнадцать или даже семнадцать лет, но ведь ему двадцать девять! Право, даже его тонкий и продуманный план по возвращению его девушки, под угрозой срыва.

Доходило до абсурда. Встречал утром у общежития, приезжая заблаговременно, боясь ее пропустить. Отслеживал ревнивым взглядом любого мужчину поблизости — сосед-студент, пенсионер-вахтер, неважно! Важно, не задержал ли тот взгляд дольше положенного на ЕГО девочке. Подолгу сидел в машине и смотрел в окна Маши. Забирал завтракать в кафе или покупал по дороге булочки и кофе и зазывал Машу в парк. Посидеть вместе на скамейке.

Такое поведение совсем не характерно для Павла. Он рациональный, сдержанный и далеко не романтичный человек. Во всем, что не касалось его Маши.

Встречал ее вечером и с трудом отпускал обратно в общежитие на ночь. Каждый раз прикусывал язык, не давая вырваться уговорам переехать к нему. Маша итак позволяла гораздо больше, чем он заслуживал. Паша понимал это, но не мог физически от нее отлипнуть, дышать хотел исключительно ее запахом. Носил ее шерстяной шарф.

А когда играл, перед внутренним взором маячили ее серые глаза и умопомрачительные губы. Озабоченный идиот.