Вдогонку за судьбой - [4]

– Тогда зачем посылать пленку?

– Потому, что я должна его предостеречь.

– Насчет пистолета?

Она снова улыбнулась ему.

– И поэтому тоже.

Звукооператор махнул рукой, делая знак, что следующий звонок ждет, и Фиона, наклоняясь к микрофону, вдруг поняла, что боль в правой руке больше не беспокоит ее. Контакт между ней и Бобом, или как там его зовут, нарушился. «Как обидно, – подумалось ей, – что мои способности давали мне лишь небольшие фрагменты, а не всю картину в целом».

Из-за этого она иногда чувствовала себя обманутой. Как, например, сейчас.

1

Место для парковки, которое Хок [1] высмотрел через дорогу от химчистки, было очень узким, но ему удалось в три приема втиснуться туда. Если бы бордюрный камень был на пару дюймов повыше, ничего бы не получилось. Голубой пикап неопределенного возраста, на котором он ездил, устраивал его в основном тем, что не привлекал к себе внимания. К тому же он был дешевым, так что и красть его никому не пришло бы в голову и было легко заметить, если бы это все-таки случилось.

Он вылез, подхватил с заднего сиденья спортивную сумку, запер дверцы и направился в ресторанчик-забегаловку за углом. Войдя и заплатив за чашку кофе, Хок уселся так, что мог наблюдать за дверью и улицей, и стал неторопливо пить. Кофе был черный, горячий и гораздо хуже того, который он варил у себя дома, в квартире всего в двух кварталах отсюда. Но ему не хотелось есть, а безалкогольные напитки здесь были чересчур сладкими. Так что он сидел, прихлебывал дрянной кофе и пытался выяснить, не следит ли кто за ним от аэропорта.

Конечно, окрестности бухты Сан-Франциско были самым последним местом, где вздумали бы его искать люди, охотившиеся за ним, потому что это было, можно сказать, у них под самым носом. Но нельзя терять бдительность. Он не мог себе этого позволить. Слишком много было таких людей, которые хотели бы заполучить его голову… Хотя после восьми месяцев затишья можно было ожидать, что число охотников за его черепом поубавилось. Но все равно, какая-нибудь случайная встреча или взгляд могли вновь пустить свору по следу, и на этот раз ему могло не повезти. Даже если он преувеличивает опасность… Что ж, ради спасения собственной жизни можно вытерпеть пару чашек паршивого кофе.

Через десять минут Хок вышел из ресторана, держа в левой руке спортивную сумку и расстегнув коричневую кожаную летную куртку, на случай, если понадобится выхватить пистолет из кобуры под мышкой. Свернув за угол, он направился на запад, идя кружным путем к себе на квартиру. По дороге он внимательно вглядывался в проезжавшие машины и прохожих.

Сгущались сумерки, он шел ровным уверенным шагом, не слишком быстрым, чтобы не привлекать внимания. Затекшее левое плечо, больше не сдавленное в тесной кабине «Сессны» [2] и за рулем пикапа, постепенно начинало отходить. Пулевое ранение этого плеча было самым тяжелым из его увечий и частенько напоминало о себе. По его прикидкам, через один-два месяца оно будет беспокоить его не больше, чем шрам на тыльной стороне ладони правой руки, след трехдюймового ножевого пореза, полученного во время полицейского рейда шесть лет назад. Хок уже привык жить с ноющей болью или легким покалыванием в этой руке. По крайней мере это тебе не онемение, которое предсказывал хирург, сшивавший поврежденные сухожилия. Он тогда сделал все, что мог, но результатов не гарантировал.

Физиотерапия и собственное упрямство помогли Хоку обрести полную подвижность и чувствительность. Теперь он не сомневался, что с плечом будет то же самое.

К сожалению, он не мог сказать того же об остальной своей жизни. То, что он не был виноват в убийстве и предательстве, вовсе не облегчало жизнь. Необходимость все время прятаться была непереносимой. Хок давно перестал искать простое решение, которое, как по мановению волшебной палочки, вернет все на свои места и сделает его жизнь такой, какой была она до роковой ночи, когда погиб его напарник, а ему пришлось пуститься в бега. В ту ночь закончилась его работа в агентстве по борьбе с наркотиками. Даже если они снова предложат ему прежнее место, его это не обрадует.

Все его мысли были заняты одним: местью.

К тому времени, как Хок добрался до дома в викторианском стиле, давным-давно переделанного и разделенного на четыре квартиры, он убедился, что за ним не следят. В окнах первого этажа, справа от входа, у его соседки, горел свет. Его окна, расположенные слева, были темными.

С излишним шумом он поднялся по лестнице, давая тем самым понять миссис Эйвери, что вернулся домой. Особого настроения болтать с ней у него не было, но Хок предпочитал, чтобы разговор состоялся сейчас, а не час или два спустя, когда она разберется, что он дома, и явится проверить, как он поживает. Он надеялся к тому времени завалиться спать.

Кроме того, он испытывал к своей соседке симпатию. Ее старания проявлять добрые чувства без навязчивости заслужили ей место в его сердце рядом с любимой сестрой Элейн, ее двумя детишками и жуткой косоглазой псиной, которую они когда-то спасли от уничтожения. А поскольку с Элейн он не мог связаться – слишком рискованно было бы даже сообщить ей, что он жив и здоров, – миссис Эйвери оставалась единственным человеком, с которым ему не надо было постоянно быть настороже.