Вдалеке от дома родного - [5]

Впоследствии ребята научились просто не замечать горгонцев и спокойно сощелкивали их на пол, если они прилипали к телу.

Впрочем, горгонцы — это мелочь. Главное — тело теперь не чесалось, а мальчишки и девчонки были одеты во все чистое.

Не по–зимнему ярко светило солнце, мороз пощипывал носы и щеки. Весело поскрипывал под ногами неправдоподобно чистый снег, а впереди был обед…

* * *

Под жилье интернату выделили также и бывший Дом колхозника — добротную бревенчатую постройку, проконопаченную рыжим мхом. Там было три больших комнаты, в которых поселились преимущественно ребята среднего возраста, девчонки, пионервожатая Ира, учительница математики Галина Михайловна Топоркова, ее сын Юрий и техничка (так в то время называли уборщицу) тетя Капа Мочалова с сыном Левой. В компанию к подросткам, кроме Юрика с Левой, попал и еще кое–кто из мелюзги. Остальные мальчишки и девчонки жили на «главной базе» — в большом деревянном доме напротив элеватора. В Бердюжье вообще все дома были деревянными, бревенчатыми. Исключение составляли новая трехэтажная школа и баня, построенные из красного кирпича.

На «главной базе» помимо школьников первых — третьих классов, группы дошколят и старших ребят жили директор интерната Надежда Павловна Потапова, воспитатели Серафима Александровна Овцына, Ольга Ермолаевна Лимантова, Адель Григорьевна Герцфельд, кастелянша и прачка одновременно тетя Аня Резникова, мать одного из эвакуированных мальчишек, помогавшая ей обстирывать ребят, тетя Циля Линдан и повариха тетя Ася Колоднер.

Столовая помещалась в правом крыле дома. Каждое утро ребята получали по сто граммов черного хлеба и по чашке чая, иногда сладкого, изредка еще и винегрет или несколько вареных картофелин в мундире. Посуда, из которой ели и пили, была сделана из обожженной глины, ложки — деревянные. Вилок не было вовсе. Правда, вилки ребята вскоре научились выстругивать из щепок.

Проглотив небогатый завтрак, собирались в школу. На сборы времени уходило немного. Чего собирать–то! Один учебник — на пять–шесть человек! Тетрадок не было и в помине, вместо них пользовались старыми журналами, брошюрами, газетами — писали в узких просветах между печатных строк.

До школы было около полукилометра или чуть побольше. Мороз по утрам стоял лютый, поэтому иногда ребята приходили в класс обмороженными, с белыми пятнами на щеках. Однажды Толька Петров так обморозил уши, что они распухли и стали большими, как два лопуха. Поэтому и прозвали его Лопухом. На долгие годы пристало к нему это прозвище.

В один из морозных дней, позавтракав хлебом и чаем, Лопух и Петька Иванов решили в школу не идти: холодно было и тоскливо. Выбрав момент, нырнули в дальнем углу комнаты под топчан и затихли. Сидеть под топчаном, согнувшись в три погибели, было чистой мукой, но это казалось лучше, чем топать по лютому морозу в школу, не выучив к тому же уроков. А выучить их было просто некогда: вчера полдня Петька играл с Лопухом в перышки и проиграл двенадцать штук. Только подумать — двенадцать перышек для ручек! Пять № 86, два «рондо», одно «союз» и целых четыре «скелетика»… Да это же целое состояние!

Короче говоря, Петька решил отыграться, а Лопух жаждал заполучить оставшиеся у Петьки восемь «скелетиков». Вот и решено было продолжить игру с утра, когда все уйдут в школу. Да заодно и отогреться… Все уже давно ушли, но вылезти из–под топчана ребята не могли, не смели — комната была проходной: одна дверь вела в сени и во двор, другая — в комнату дошколят, так что каждую минуту мог появиться кто–нибудь из воспитателей или повариха тетя Ася, потому что дверь в кладовку, где хранились продукты для кухни, тоже находилась в общей комнате.

Лопух и Петька решили играть там, где спрятались, — под топчаном. Пол был хоть и некрашеный, дощатый, но гладкий и вполне для игры подходящий. Вот только не очень светло да и сидеть неудобно. Что бы такое придумать? Ага! Играть надо, лежа на животе, голова к голове.

Так они и сделали. Теперь стало куда удобней, чем сидеть, согнувшись в три погибели; и игра пошла. Жаркая игра!

Счастье улыбалось то Петьке, то Лопуху, то снова Петьке. В азарте они иногда почти вскакивали и тогда больно стукались головами о доски топчана. О том, что этот стук могут случайно услышать посторонние, они и не думали. Ведь перышки так и подпрыгивали, так и переворачивались! Вот только одно хитрое «рондо» никак не хотело перевернуться.

— Сейчас я тебя подцеплю, — азартно прошептал Петька и вдруг, ойкнув, поехал на животе в противоположную от Лопуха сторону.

— А ну, кто там второй? Вылезай, голубчик! — послышался совсем не добрый голос Надежды Павловны.

Петьку она вытащила за ногу, которую тот имел неосторожность высунуть из–под топчана, а теперь «приглашала» и Тольку Лопуха.

Делать было нечего. Пришлось состроить гримасы пожалостливее и предстать пред гневные очи директора.

Как ни выкручивались Петька и Лопух, чуть ли не клятвенно заверяя, что у них вдруг разболелись животы и только поэтому стало не до школы, а отпроситься, мол, они побоялись, ничего не помогло. С перышками пришлось распроститься да и с обедом тоже — в наказание.