Вдалеке от дома родного - [12]

Оставшись одна, Надежда Павловна подумала: «Странные эти братья Шестакины. По каждому пустяку дерутся, дразнят друг друга, а чуть что — вместе. В обиду себя не дадут. Это хорошо. Но сколько в них злости! Откуда это? Неужели от того, что война оторвала их от родителей? Но ведь и другие дети не в лучшем положении… А их сестра Фира? Умница, добрая и послушная девочка…»

Так или примерно так размышляла Надежда Павловна, не зная, что у Рудьки и у Юрки с Фирой разные отцы, что в семье относились к ним по–разному и братья с малолетства враждовали из–за этого друг с другом. Объединяла их только любовь к матери, которая у них была одна.

* * *

Позавтракав, Юрка Шестакин в школу не пошел. Он давно уже хотел что–нибудь придумать, чтобы не быть вечно голодным, чтобы иметь вдоволь хлеба для себя и брата. И придумал.

Аркадий Шахнович, или просто Шахна, коренастый, толстощекий крепыш с живыми черными глазами, очень искусно умел вырезать по дереву. Особенно здорово у него получались танки, самолеты, миниатюрные грузовички и пушки — в общем, все то, к чему не могли оставаться равнодушными сердца мальчишек, чьи отцы воевали на фронтах Великой Отечественной…

— Шахна, — обратился к Аркашке Шестакин–старший, — ты можешь вырезать для меня десяток танкеток и самолетиков?

— Могу. Только зачем так много и что ты мне за это дашь?

— Зачем — не твое дело, а дам тебе кусок хлеба и полпорции каши.

Аркашка подумал, подумал, что–то прикидывая в уме, и пообещал:

— Ладно, Шестак. В воскресенье сделаю.

— Нет, Шахна. Мне обязательно нужно сегодня и к тому времени, как ребята со школы придут.

— Так ведь и я в школе буду!

— Опять же нет, Шахна. В школу ты не пойдешь. Мы спрячемся с тобой на чердаке, там тепло возле печной трубы, и ты будешь вырезать мне игрушки. Послушаешь меня — получишь не один, а два куска хлеба. Сегодня же!

— Но…

— Безо всяких «но», Аркаша. Или ты не хочешь мне помочь?

— Хочу, но…

— Я же сказал: оставь свое «но». Я не лошадь, и ты меня не запряг.

— Мне просто не успеть сделать десять игрушек до обеда! — взмолился Шахна.

— Ну, сделай пять, шесть, сколько успеешь… Пошли. Самое время, а то засекут!

И они спрятались на чердаке.

У Аркашки был отменный перочинный нож с двумя остро отточенными лезвиями и запас сухих осиновых чурбачков.

Он сел на груду старых березовых веников, сваленных у дымоходной трубы, и принялся за работу. Света было достаточно: рядом находилось слуховое окно.

Пока Шахна сосредоточенно работал, Юрка, привалившись спиной к теплой кирпичной трубе, дремал.

А в это время во двор въехало сразу несколько, саней. На первых была здоровенная копна сена, на двух других — березовые дрова, а еще на одних — густая зеленая сосенка. Рядом с санями шествовал председатель райисполкома.

— Принимай, хозяйка, подарки к Новому году! — весело крикнул он вышедшей во двор Надежде Павловне. — Вот только вместо елочки сосенку вам привезли! Чем богаты — тем и рады. А елок у нас просто нет…

— Отличная сосенка! Прямо–таки лесная красавица! — воскликнула Надежда Павловна. — Большое вам спасибо, Алексей Иванович. От всего интерната спасибо!

— Да что там! Не меня, не меня, людей наших благодарите. А впрочем, и их не надо — обидятся. Они ведь не для благодарности, а от чистого сердца, от всей души!

* * *

Когда Аркашка услыхал шум и крики вернувшихся из школы ребят, он растолкал совсем разоспавшегося Юрку:

— Эй, вставай! Уже со школы все пришли. Сейчас обедать позовут!

Юрка вскочил, отряхнулся от пыли, от крошева пересохших веников и спросил:

— Сколько сделал?

— Семь. Три танка, три самолета и одну пушку.

— Ну, спасибо. Обещанное за мной. В обед или ужин… А теперь — дуй вниз.

Через несколько минут они уже были в комнате, среди ребят, которые по очереди мыли руки над жестяным тазом, готовясь к обеду.

— Эй, огольцы! — крикнул Юрка, расставляя на столе Аркашкины изделия. — Налетай, покупай. Кусок хлеба за /штуку, а пушку за полкуска отдам!

У Аркашки глаза на лоб чуть не вылезли. Надо же так продешевить! Ведь все это он отдал Шестаку за два куска хлеба и ложку каши. А тот получит целых шесть с половиной кусков!

— Шестак, а откуда у тебя эти танки и самолетики? — спросил писклявым голоском Валька Пим — Такие только Шахна делать умеет!

— А я их купил у Шахны для себя и для Рудьки. И за такую же цену! А теперь, вот, передумал…

«Ну и загибает», — уже не возмущался, а удивлялся Шахна.

Свой товар Юрка распродал быстро. Он подсчитал, что после расчетов с Аркашкой у него останется целых четыре с половиной куска хлеба! Й каждый — по сто граммов! Полкуска Юрка решил также отдать Шахне — вместо обещанной каши. «Два куска я съем, — думал Шестак, — один Рудьке, а один…» Он вскочил с топчана и хлопнул себя по лбу: «Придумал!»

Ребята вернулись с обеда. Должники вручили Шестаку хлеб. Два с половиной куска он, как и решил, отдал Аркашке Шахновичу; два, не торопясь, съел, запивая водой, третий отдал Рудьке, а четвертый завернул в обрывок бумаги и спрятал нод матрац. Потом позвал Борьку Тимкина и пошел с ним колоть дрова, — зарабатывать на ужин добавку.

Вечер прошел спокойно. Кое–кто из ребят доделывал уроки при тусклом свете керосиновой лампы с треснувшим стеклом, Аркашка сосредоточенно вырезал перочинным ножичком какие–то фигурки, Федоров сидел на своем топчане, поджав по–турецки ноги, и тихонько наигрывал на мандолине что–то очень грустное.