Вчера, позавчера… - [137]
Искусство народу! Искусство народу! Лозунг всех заседаний, посвященных искусству! Но нужно ли народу искусство этих «сект», этих «верующих монашек»?
Уверовать можно и в стакан водопроводной воды, приняв ее за вино. Увы! Таково несовершенство человеческой психики! Она поддается «внушению» коноводов! Желанию «не отстать»… Так панически боятся лошади отстать от табуна!
Многое притаилось и «не дышало» — «Большой Гребецк», академисты «Весенней» и «Осенней».
Они — художники «не у дел».
Деятельный футуризм, о котором я писал… Новаторство — «под французов», но французов не мастеров, живописцев-колористов, а новаторов-теоретиков — «разлагателей скрипок»!
Новаторство в границах увиденного в журналах и с непременным напоминанием зрителю: «Я умею рисовать именно так, как учит Кардовский, Савинский!»
И старая петербургская культура с ее культом архитектуры, классики, с культом XVIII века и культом Пушкина, которого не собираются выбрасывать за борт с корабля современности. Словом, «Мир искусства».
Какой многослойный пирог с разными начинками!
В Париже в кабачках для извозчиков есть очень вкусное кушанье «L’oiseau sans tete», вкусное, по словам Сержа Ромова, самого Сержа (имя «Серж» было тогда самым модным в Париже, после Дягилева!). Увы, мне не удалось отведать это яство. Оно состоит в следующем: в глиняный горшок накладывают слоями различные мяса, на дно слой курицы или утки, потом некий слой овощей, далее слой телятины, баранины, свинины и наверху говядина! Горшок запекается, и соки каждого мяса взаимно проникают друг в друга. Так, что в утке есть немного запаха и соков свинины! Говорят, вкусно, вероятно, это кушанье эпохи Генриха IV, мне так кажется! Чувствуется какое-то грубоватое «упоение жизнью»!
Петроградская «птица» не имела этого свойства проникновения «соков». Слои были необычайно «забронированы». Соки Бродского не проникали в Татлина и наоборот! Великий колорист Ю. Анненков не окрашивал искусство Серебряковой. Люди, любящие искусство, могут только этому радоваться! Какая бы была безвкусица, если бы случилась настоящая l’oiseau sans tête!
Но что-то было и общее для всех слоев: какая-то окостенелость в достигнутом… Сухость этого каждого слоя мяса. Непроницаемость за границы его естества!
Пел еще Шаляпин «Еремку», и какой же тогда хор был в Мариинском! Неумирающий, но и не развивающийся балет! Замаринованное искусство!
Танцевала еще Лопухова, и трудно описать ее внутреннюю «веселость, шаловливость, улыбку счастья», она потом в Лондоне будет сидеть в ложе в качестве леди и милостиво улыбаться советским балеринам… Монахов — опереточный бог, кумир хорошо упитанных петербуржцев! Петербуржцев, весьма далеких от искусства!
Теперь он стал драматическим актером и с помощью Александра Блока, Александра Бенуа — почти гениальным актером! Декорации, костюмы в Большом драматическом! Это новые, невиданные ранее цветы старой культуры! Оказалось, деревцо не только не погибло, но и зацвело новыми цветами!
Кустодиев! Бенуа! Добужинский, Серебрякова, восхитившая всех своими балетными пастелями!
Марджанов и его Комическая опера! Музыка эпохи Пушкина! Кто же ее слышал с тех пор?! И она зазвучала в своем остроумии и блеске мыслей!
Я счастлив, что как постановщик «Cosi fan tutte» Моцарта, под режиссерством неистового и пламенного Константина Марджанова, я был тоже, хотя бы маленьким, слагающим театральную культуру той эпохи!
Сколько блеска в каждой малюсенькой рецензии Михаила Кузмина!
Они потом все вошли в сборник его статей под заглавием «Условности», — прочтите его, без прочтения этих статей не будет понятна «душа» Петрограда тех пяти лет!
Сборник «Часы» с моей обложкой. Первый номер журнала «Дом Искусства» с обложкой Добужинского.
Будущие историки Русской Культуры! Вы поищите эти сборнички, напечатанные на скверной, желтенькой, трухлявой бумаге! Библиофилы! Сколько вы за них заплатите!
Вы потом будете на них смотреть, как туристы на пирамиды Хефрена и Хеопса! В те годы рождалось «что-то», оно не успело назваться своим именем…
Так писал Осип Мандельштам в 13-м или 14-м году.
Все можно схватить руками, пощупать и потом… через семь лет:
Тут ничего нельзя схватить за нос. Тяжелая конкретность во власти невесомого интеллекта…
Я стремился добиться этого приоритета «невесомости» в своих псковских этюдах. Я рисовал портрет «Ведьмы», на которую мне как на ведьму указали ее соседи. Персонажи «Земство обедает» меня не удовлетворяли, я видел в них больше!
Я описываю тонюсенький-растонюсенький «слойчик», не слой даже, той петроградской жизни. Жизни художников, поэтов, даже не ученых! Это сливочки в бадейке молока, которые можно снять безопасной бритвой! 15–20 человек, ну, тридцать от силы, в нации в 200 миллионов человеко-единиц, человеко-едоков! Пожалуй, даже и бритвой не снимешь. Французы изловчились выдумать «словечко» для этого: «Point de fleur». Точки цветка! Мы не имели надобности в этом понятии!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.