Важное время - [38]

– Какие секреты, наследник! – замахал руками толстяк. – Пусть приходит! Обязательно! Завтра же, с утра!

– И еще. Мои друзья, как вы заметили, хоть и наследники вождей – но не очень-то богаты.

Слуга склонил голову, слушая.

А что тут слушать? Бареан изгнан из родного дома. Я глянул на Грубого Деана, который о чем-то переговаривался с хлебосольными слугами. Верные болары отдали последнее золото, чтобы определить друга в школу наместника. Хорошо хоть наместник от лица арнского престола пансион платит. Но я-то тоже получаю пансион и догадываюсь, что жить на него можно только впроголодь. Недаром Юркхи хлеб из трапезной домой таскает. Да и Кольша тоже толстосумом не выглядит.

– Что, если бы мы ужинали у вас? Лучшего места во всем Атриане не найти! – Довольный похвалой слуга вновь заулыбался. – Я думаю, в благодарность за ваше гостеприимство Кайхур примет в гости нескольких подружек из Конутопа… – Толстяк хотел захлопать в ладоши от счастья, но коробка с чаем помешала. – Но только когда он немного подрастет, хорошо?

Толстяк мигом принял стойку.

– Хорошо! Хорошо! Вот только… – замялся слуга. – Наследник Олтер! Ты очень великодушен. Кормить гостей – это радость для нас. Наш бог Ксенос говорит: чем больше гостей – тем счастливее хозяин. Так что приходите с домочадцами, и друзья ваши пусть и дальше приходят со слугами.

– А вы не надорветесь – на такую ораву каждый день готовить? – спросил я.

Толстяк не сразу понял вопрос. А как понял – покраснел, надулся, а затем не выдержал – хрюкнул и расхохотался так, что слезы потекли из глаз.

– Простите, наследник. Разве ж это орава? – замахал он руками.

Я покивал для вежливости и отошел. Странные слуги у моего товарища…

– Странные у тебя слуги, Булгуня, – повторил я, глядя, как веселятся и разливают вино местные домочадцы, сидя за отдельным столом. Они уже и гостей подпаивают!

– Так они же не слуги, – рассеянно заметил Булгуня. – Это же моя родня! Мамина, – пояснил он. – Как пришел срок уезжать, так во дворце такая грызня началась, кто в Атриан поедет! Но если Булогичи что решили, – им на пути лучше не вставать: затопчут.

Я по-новому посмотрел на радушных хозяев. Один из них играючи нес перед собой огромный казан печеных овощей, а другой шел следом с немаленьким бочонком на плече. Я мысленно согласился с другом, что Булогичам лучше на пути не вставать.

– Ну что? – продолжил потомственный бродник Булгуня начатую без меня историю. – Кто знает, почему столица зовется Конутопом?

– Так это из-за малакров, – ответил умница Фиддал. Булгуня даже слегка расстроился.

– Верно, из-за малакров. Они как Арну спалили, к нам ломанулись. Все женщины и дети в плавнях попрятались: поди сыщи. А войско младшего сына хана к столице подошло. А наше войско у брода их встретило. И была там большая сеча, и много воинов погибло. И сын хана утонул. У многих кочевников, что в живых остались, кони потонули на переправе. Вот они и говорили: конь утоп, конь утоп. Так и повелось, – вновь придя в хорошее расположение духа, поведал Булгуня.

– Что это за малакры? – заинтересовался Кольша.

– Ты же издалека, сын морей! Вот и не знаешь ничего, – с хохотом ответил Юркхи. – А все вокруг знают грозу Империи, лунолицых кочевников, под копытами коней которых даже земля просит пощады! – вздернул подбородок Юрка. – Только мы зовем их лакасами. И в моих жилах течет кровь лакасов! – горделиво подбоченился Юрка.

Хорошо посидели. Юрка вслед за Булгуней вспомнил о доме, поведал о ковыльной степи, о кочевьях. Вот только мне пришелся не по нраву его спутник – невысокий морщинистый смуглый старик в стеганом латаном халате, который сидел с остальными взрослыми и зыркал на разошедшегося Юркхи. Булогичи веселились вовсю, так что рассказы Юрки до старика не доносились. Может, потому старик так и нервничает? Странный он какой-то…

Вскоре подозрения подтвердились. Не зря дедок мне не понравился! Когда мы отвалились от стола и начали собираться, Кольша добродушно сказал Юрке, закинув руку на плечо:

– Ладно, грозный лакас, пойдем домой.

Низкорослый смуглый степняк вздрогнул. Юрка вжал голову в плечи и кинул быстрый взгляд на старика. Тот, смешно семеня кривыми ногами, подбежал к хозяину и с размаху ударил мальчишку по губам, резко и строго, словно стегая хворостиной, выговаривая на гортанном наречии. В гневной скороговорке то и дело повторялось «лакасану, лакасану, лакасану». Затем старик повернулся… и рухнул на колени, уткнувшись лицом в землю и накрыв затылок ладонями.

Я перевел глаза на Юрку. Нижняя губа опухла, показалась кровь. Один из Булогичей метнулся в дом. Юрка сморщил нос, ссутулился и тяжело вздохнул. Юный степняк поклонился в пояс и произнес, не разгибаясь:

– Молю своих друзей о снисхождении. Только мое скудоумие может оправдать меня. Мой хвастливый язык сказал неправду. В моих жилах нет ни капли крови лакасов. Я виноват и прошу прощения. Юсси, мой недостойный… – Юркхи запнулся, но продолжил: – Слуга нижайше молит о снисхождении за свое непозволительное поведение.

Слуга, услышав свое имя, завыл и завопил, не поднимая лица от земли. Неужели он рыдает? Юрка, услышав слова старика, отшатнулся и побелел. Он выпрямился и чуть слышно произнес: