Вавка - [11]
Но через минуту Вава уже нашла нечто утешительное в своем теперешнем положении. Туся — председатель отряда — раз, отличница — два. Следовательно, вся ответственность за Вавины успехи теперь неминуемо падет на Тусину голову.
— Александра Александровна сказала, чтобы мы с тобой писали диктовку, — объявила Туся.
— У меня перо сломалось, — невинно заметила Вава.
Туся молча вынула из сумки свое перо.
— Господи, бывают же такие люди… — вздохнула Вава.
— Сначала повторим правила, потом будем писать, — сказала Туся.
— Нет, давай сначала писать, а потом правила.
Туся ничего не ответила.
— Ну, не знаю я этих правил! — бунтовала Вава.
— Тогда учи!
— Хорошо, — покорно согласилась Вава. — Только я буду долго учить. У меня плохая память. Учу, учу, иногда до самой ночи, а стану себя проверять, — ничего не помню.
Туся не испугалась.
— Ничего, я подожду, пока ты запомнишь.
Вава окончательно убедилась, что положение безнадежно, и сразу смирилась. Она, правда, побеждена, но так и должно было быть, иначе что за председатель была бы Туся?
В глазах Вавы мелькнуло лукавство.
— А что если я вдруг выучу быстро?
— Быстро тебе не выучить, — безразличным тоном ответила Туся.
— А если выучу?
Туся молча прошлась между партами, как Александра Александровна, — большими шагами, заложив руки за спину.
Через несколько минут Вава бойко выпалила только что выученное правило и осталась очень довольна собой.
— У меня знаешь как, — скромно сказала она, — только быстро и только хорошо. Все так делаю. Понятно?
У нее возникло чувство, похожее на спортивный азарт: ей хотелось во что бы то ни стало поразить Тусю. Пусть полюбуется уважаемый председатель, какая эта Вавка Блинкова. Не учит, не учит, но зато если возьмется, так, может быть, лучше всех отличников выучит.
Наклонив набок голову, Вава старательно писала диктовку:
«Приумолкла станица. Спустились сумерки над притихшими мазанками. При свете прикрытого ночника сидит, склонившись над книгами, Чапаев».
Она писала и ей казалось, что вот она так сидит и пишет, как Чапаев. Она сама не то что бы Чапай, а какой-то хороший и умный человек, которого все уважают. И ей даже казалось, что она любит и умеет работать…
За дверью класса слышался смех и возня, но Ваву отделяла от шумного коридора не дверь, а невозможность бросить все и побежать туда, в коридор, играть. И эта невозможность бросить свои дела была как-то удивительно радостна ей.
Трудный переход
Кончились уроки. Туся торопливо собирала книжки, с беспокойством поглядывая на дверь.
— Ребята, не расходитесь, ребята! Сейчас будет сбор!
Вавка хитро подмигнула Ире: не плохо бы смыться! Девочки понимающе переглянулись и незаметно, бочком, стали продвигаться к двери. Туся всполошилась:
— Девочки, девочки! Вы куда? Вава? Ира?
У Вавы лицо мгновенно стало невинным:
— А я что? Я ничего… — и повернулась к Ире, — останемся уж, ладно?
Но у председателя Совета отряда нет спокойной жизни. Туся металась по классу:
— Ляля, ты уходишь?
Ляля Антипина громко щелкнула замком портфеля, деловито поправила очки и невозмутимо направилась к двери. Долговязый Павлов, стоявший у двери, не глядя на Лялю, вытянул свою длинную ногу. Ляля поспешно и высоко перешагнула, не разглядев, что Павлов уже убрал ногу. Ребята дружно засмеялись.
Туся торопилась начать сбор, пока не разбежались и остальные.
— Ребята, вот список тех, кто имел за неделю двойки. Давайте обсудим.
Вава по старой привычке было насторожилась, но сейчас же полная собственного достоинства вздернула нос. — Прошло то времечко, когда ее обсуждали за двойки на каждом сборе. Пусть попробуют сказать, что она не умеет держать свое слово. Дала слово на Совете дружины — все. Теперь она сама будет обсуждать двоечников.
— Ухова, — прочла Туся из своего списка.
Вава мгновенно преобразилась:
— Ну-ка, Ирочка Ухова, почему, по какой причине у тебя двойка?
— Сиди, — буркнула Ира.
— Сижу, сижу, — тебе стоять.
— Действительно, пусть встанет, — заметила Геня.
— Ира, встань, пожалуйста, — мягко, но настойчиво потребовала Туся.
— А мне и сидеть хорошо.
— Встань, встань! — закричали ребята.
Пришлось встать. Уши у Иры красные, губы сердито надутые.
— Ира, у тебя двойка по физике.
— Никакой у меня двойки нет. Не знаете — не говорите. Я ее давным-давно исправила. А они все: «Двойка, двойка».
— Исправила! На тройку с минусом! — фыркнула Вава. — Извините за беспокойство, садитесь, пожалуйста, уважаемый товарищ Ухова.
Ира уселась, бурча:
— Так, пожалуй, за тройки скоро станут обсуждать! Новости!
Вава сочувственно поглядела на Иру — не умеет человек за себя постоять. Так себе отбрехалась. Разве она. Вавка, так отбивалась, когда ее обсуждали? Слова никому не давала сказать, — всех переорет: «Двойки! Какие такие двойки?! Вы что, с ума спятили?! Пристали с ножом к горлу со своими двойками! Разве это справедливые двойки? Ни с того, ни с сего — раз тебе в журнал двойку! Может, скажете, справедливо? Да? Да? Я что, по-вашему, нарочно их схватила? Понимать надо!» И пошло и поехало! А председателем тогда была Генька Власова, ту не так-то легко перекричать, это вам не Тусенька Николаева. Глаза у Геньки станут зеленые, как у кошки, и злющие. Так и сверкает ими, так и сверкает. Нет, а здорово тогда было. Вава даже вздохнула с сожалением. Вот это жизнь! Только и разговоров на каждом сборе, что о Вавке Блинковой. Все собирались ее перевоспитывать. А что они могли сделать, даже Генька? Ничего! Ровным счетом. Пока она сама не захотела и не перевоспиталась.
