Вата и гвозди - [6]
Но помню самое начало первого рабочего дня одному: пусть и с перебоями, но я все–таки раз в жизни почувствовал сладость власти:
За день до того, как я приступил к обязанностям, мне случилось побывать в магазине, где продают сигары. Я читал, что раньше начальники курили сигары. Я решил, что я тоже закурю сигару на своем складе автозапчастей. Раз уж власть и авторитет — то на полную катушку. Я купил самую дешевую и большую. За доллар. Сигара была толщиной с мое запястье (у меня достаточно тонкое запястье, так что не подумайте, что я вру).
У нас на складе был маленький холодильник. Начальник держал в нем шесть банок пива. Голубой дизайн и всего пять градусов. Почему–то он это пиво не пил. Мне оно не давало покоя. Попросить начальника дать его мне было стыдно. Может быть, он знал о моей зависимости и как Иисус посылал мне ежедневные испытания? Каждый день я доставал банки из холодильника и нюхал их холодные бока. Потом осторожно клал назад. Дома было полно своего пива (более крепкого), но мне полюбилось именно это.
Перед тем, как начальник отбыл в свой отпуск, он сказал мне, что — так как стоит великая жара — я в его отсутствие могу (если хочу) выпить банку–другую. Я внутренне ликовал, но не показал вида и пробормотал, что, может быть, и возьму баночку…. а может быть и нет….
Теперь, когда я сам стал на время начальничком, у меня было все. Сигара, пиво, вентилятор и стул посреди склада, на котором я мог сидеть и властвовать.
В первое же утро я начал роскошную жизнь. К сожалению, она сразу же омрачилась тем, что пиво в холодильнике затвердело до состояния камня (проклятый начальник зачем–то усилил в холодильнике мороз — наверное, из за жары). И самое главное, в холодильнике теперь стояла всего одна банка! Остальные пять начальник куда–то задевал… Возможно, увез домой и сам выпил.
Я цеплялся за счастье изо всех сил. Я разорвал банку щипцами, вытащил кусок пива, сел на стул, включил вентилятор и стал грызть ледяной кубик (ждать, пока пиво растает, я был не в силах). Я закурил свою сигару — она смердела как крематорий. Какое–то время я сидел на стуле, покуривая и грызя свое пиво. Я даже сказал вслух несколько фраз по–английски (приказывал невидимым подчиненным пошевеливаться).
«Вот что значит быть хозяином своей жизни», думал я.
Внезапно раздался стук в железную дверь на другом конце склада. Это наверное привезли обещанные очистители. Я подпрыгнул от неожиданности, бросил недоеденное пиво в угол, побежал в туалет, открыл кран и пустил на дымящую сигару струю воды. Она зашипела. Я уронил ее на дно раковины. Злоба охватила меня: я же окончательно и бесповоротно решил, что если кто–нибудь придет — я встречу его с сигарой во рту! Но, к сожалению, рефлексам не прикажешь…
Я побежал открывать дверь и принимать очистители. Пиво валялось в пыли, а лежащая в раковине сигара медленно впитывала в себя мыльную влагу (потом я все–таки пробовал ее курить, но она стала настолько омерзительной, что меня чуть не выворотило)
После очистителей волшебный момент был упущен. Он пропал. Я перестал быть начальником. Теперь я не был уверен ни в чем. В течении двух недель я просто был русским Севой (полумужчиной–полумальчиком в странной одежде), которому что–то на время доверили.
ОТТОРЖЕНИЕ
В семье у мистера Гилберта довольно жесткая ситуация. Можно сказать, что дальше ехать некуда, но… чаще всего это только кажется, что некуда. Через какое–то время обязательно наступают настолько безобразные времена, что прежнее «ехать некуда» кажется не таким уж плохим и иногда даже вполне милым.
Дочка мистера Гилберта, девочка двенадцати лет, хворает анорексией. Сколько сцен, сколько слез было…но сейчас уж совсем гадко — дело в том, что при длительном голодании тело человека покрывается защитным пухом–лануго. Тело решает так: раз уж жрать нечего — пусть хоть тепло будет. У дочки мистера Гилберта тоже на каком–то этапе появился этот самый пух. Началось все с рук и ног (ну, на тех местах, положим, и так волоски всегда были), потом распространилось на живот, грудь и спину. Дочка не особо переживала — потому что волоски были прозрачные и не мешали. Но теперь–то мешают! Еще как мешают! Все тело заросло жестким, черным волосом примерно пятьдесят сантиметров длиной. Ей теперь «не пописать, не покакать» (выражение жены мистера Гилберта): все запутывается, гниет, тлеет. Ужас какой–то. Стричь эти волосы бесполезно — они снова вырастают. Да и больно. Нервы в волосах наверное есть… К врачу идти она отказывается, рыдает, синеет и кричит: «Они мне все ножом отрежут!«…
Приходит мистер Гилберт с работы и первым делом плетется в комнату на восточном крыле дома, открывает дверь и, привычный к запаху цирка, с каменным лицом подходит к кровати на которой судорожно переворачивается и ерзает клубок черных волос. Может быть, что–то поест сегодня…может быть, что–то скажет наконец. Она ведь уже четыре дня как ничего не говорит…
Мистер Гилберт иногда ласково называет ее «моя маленькая ворсинка».
И разве это единственная беда в семье мистера Гилберта? Как бы не так!
Сын у него — неисправимый и злокачественный наркоман. Ему бы печень пересадить, да в горы уехать, чтобы книжки там читать и с птицами разговаривать, а он изобрел иглу длиной с руку и толстую как палочка аспарагуса, навечно всунул ее себе в артерию на бедре, фиксировал клейкой лентой и вводит себе в кровь немыслимые коктейли. Подходить в молодому мистеру Гилберту опасно. Его уже давно оставили в покое. А когда у него раз в месяц начинаются особенно страшные видения и переломы психики — лучше вообще не приближаться к подвалу. Можно только сидеть на кухне, трусливо пить кофейный напиток и слушать несущиеся из подвала саблезубые звуки каменного века.
""Эскапизм" это, собственно, такой же сборник рассказов и сюжетов, как мои прошлогодние Вата и Гвозди, но на этот раз рассказы не отдельные, а немножко сливаются друг с другом. Есть пословица "you can't teach an old dog new tricks". Я не изменился, не поумнел, и не выздоровел духовно.То есть — если вы раньше читали Самоеда, Муравьиного Льва и так далее и вам понравилось — вам должен понравиться и Эскапизм. Грязная автобиография + больные выдумки + бессильные, но раздраженные попытки философии".
"Повесть "Самоед", как понятно из названия — автобиографична. Герой, он же автор — 27-летний алкаш, в высшем мессианском смысле панк, богопомазанный люмпен, мизантроп, планетарный некрофил и т. п. В юности он переехал с родителями в Канаду, где не захотел продолжать обучение, а устроился работать грузчиком. Из-за хронической несовместимости с прочими человеческими особями, а так же по причине некислой любови к питию на одном месте работы он подолгу не задерживался и за десять лет поменял не один склад, разгрузил не одну сотню фур с товарами народного потребления, спрессовал не один десяток кубов одежды (когда работал сортировщиком в Армии Спасения), встретил множество людей, с некоторыми из которых работал в паре, выпил с ними и "сольно" не одну тонну бухла.Обо всём этом есть в повести — главным образом автор пишет о себе и о людях — а люди в Канаде, судя по его напарникам, не менее "весёлые", чем у нас".(с) Леонид Зольников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Что вы сделаете, если здоровенный хулиган даст вам пинка или плюнет в лицо? Броситесь в драку, рискуя быть покалеченным, стерпите обиду или выкинете что-то куда более неожиданное? Главному герою, одаренному подростку из интеллигентной семьи, пришлось ответить на эти вопросы самостоятельно. Уходя от традиционных моральных принципов, он не представляет, какой отпечаток это наложит на его взросление и отношения с женщинами.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.