Василий I. Книга вторая - [8]

7

Судьба Кирилла была отнюдь не безразлична игумену Федору Который во время своего рассказа не оставался на месте, но неторопливо мерил шаги по широким половицам палаты. Возле божницы, на которой потрескивал фитилек лампады, он непременно останавливался, на миг вскидывал обе руки вверх, и тогда через черное полотно рясы очерчивалось его тонкое и гибкое, сильное тело, не изнуренное в бдениях, но укрепленное в ежедневной деятельности на пределе. И очень высоко, видно, ставил игумен нравственные доблести Кирилла, в продолжение всего рассказа на сухом лице Федора сохранялось выражение сосредоточенности и напряженности, которое свойственно людям, привыкшим к самоограничению и удержанию страстей во имя правильного пути.

Сергий стоял спиной ко всем, смотрел на дорогу. «Тоже ждет Владимира Андреевича и тоже сердится», — решил Василий, и ему даже жаль стало согбенного чужими заботами да печалями старца.

— «Человек оправдывается верой», сказал святой Павел, — задумчиво обронил Стефан Пермский, желая оправдать Кирилла, но игумен возразил:

— «Человек оправдывается делами», сказал апостол Иаков.

Нарушил молчание и Сергий:

— Кирилла страшила мысль, что он может делать добро не ради добра самого, а ради похвалы, почета, внешних знаков почестей. Самохвальства и суесловия он испугался, — сказал он, отходя от окна. — Но не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Отправь его, Федор, снова к печи, монах он опрятный и радетельный, а весной рукоположим его в священники и пошлем в какую-нибудь вдовствующую епархию.

— В священники — юродивого?. — не сдержал изумления Василий.

— Да, великий князь, юродивый — это человек Божий. Нарочито отказывается он от своего достоинства, ни во что себя не ставит — так велико его смирение перед Господом. Вспомни святого Андрея, который во Влахернском храме в Константинополе, во время литургии, имел видение Божьей Матери, покрывающей мир в знак своего покровительства омофором, — в память об этом и установлен праздник Покрова первого октября…

Василий вспомнил, как на Покров возвращался отец с войском и как в тот день Янга накрыла его платком и Поцеловала… Этот любимый русскими христианский праздник, наверное, будет у Василия всегда теперь вызывать одни и те же воспоминания, не становящиеся с годами менее дорогими и волнующими. Он почувствовал, что подкатывается к горлу мягкий, теплый комок, подумал, что не к лицу будет великому князю ослезиться перед святыми отцами хотя бы и голосом, вспомнил, что и Владимир Андреевич возвращался тогда с Куликова поля, держась близ отцовского стремени, покорный и согласный, а сейчас вот позволяет себе не считаться с великим князем!.. На смену умилению пришел снова гнев, но и его Василий не выказал — игумен шумно пригласил садиться за стол, где уж поставлены были расторопными и бесшумными кутниками глиняные корчаги и корчажки, от которых исходил подстрекающий обоняние и вкус парок.

Пока рассаживались, игумен ловко с просьбой к великому князю подступился. Растет в монастыре число братии, пропитания все больше требуется, рыбки много надо. В Ржевском уезде хорошие ловы есть, да только земли-то там черные, княжеские… Василию жаль было тех мест, но и отказать игумену он не посмел — сразу же дал разрешение монастырю собирать оброк рыбою в слободках Всетукой и Кличеснской волостей, вылавливая в год по четыреста костоголов а щук, карасей и лещей без счета.

8

Снедали неторопливо и долго, молясь, благодаря Господа.

Владимира Андреевича все не было.

Сдерживал гнев и обиду Василий, молчал погруженный в сомнения Сергий, неловко чувствовал себя хозяин — созвавший гостей игумен Федор. Только Стефан один был тут словно бы ненароком и словно бы ни во что не был посвящен, а потому и сокрушаться ни о чем не имел причин. Обращаясь опять к одному лишь великому князю, рассказал историю из подвижнической своей жизни, когда пришлось ему в неимоверно тяжких условиях обучать крещенных им зырян по созданной им самим специально для них азбуке.

Кудесник и начальник местных волхвов Пам, которого зыряне чтили больше всех своих чародеев, называл Стефана «московским бродягой» и призывал одноплеменников жестоко расправиться с христианским проповедником. Однако новообращенные зыряне уже успели полюбить Стефана, потому что, обходя свою паству, святитель вместе с догматами истинной веры проповедовал правила семейной и гражданской жизни, миролюбиво решал споры, помогал бедным. Жители платили ему ответной любовью. Например, однажды в селе Тулине, в двадцати пяти верстах ниже Ярянска, одна женщина, видя худую обувь проповедника, дала ему новую, и святитель, благословляя простосердечную благотворительность, повелел сделать это место торговым, и там по сей день собираются ежегодные ярмарки. И никто не поддавался злонамеренным призывам Пама. Тогда языческий кудесник решился на крайнюю меру: предложил Стефану в оправдание своей веры. пройти сквозь огонь и воду. «Я не повелеваю стихиями, — отвечал смиренный Христов проповедник Стефан, — но Бог христианский велик, и я иду с тобой». Стефан велел собравшимся людям зажечь избу, стоявшую особо, и, когда пламя охватило ее, он, призвав на помощь Бога, взял волхва за одежду и принуждал его идти в огонь вместе. Но Пам упал к ногам человека Божьего и молил избавить его от верной смерти. Он отказался также и от испытания водой. Народ хотел убить обманщика, но блаженный Стефан сказал: «Христос послал меня учить, а не убивать людей. Когда Пам не хочет спасительной веры Христовой, пусть Бог накажет его, а не я». Пам был выгнан из пермской земли и удалился со своими сообщниками на берега реки Оби — там, между Березовскими Остяками, он основал селение Алтым.