Василий I. Книга вторая - [114]

Расчет великого князя оказался верным — лишь несколько человек колебались, как им распорядиться судьбой, остальные же, включая иноземцев прельстились возможностью стать вольными людьми на новых землях.

Фрязин дал знать о себе беспокойным шевелением и топтанием на месте. Василий покосился на него, велел:

— А этого Гостя (так ведь тебя раньше звали?) к боярину Беклемишеву в гости!

Стражники отвели незадачливого барышника за крепостную стену, где у Никиты Беклемишева на Подоле были устроены каменные темницы, столь крепкие и надежные, что еще никогда не удавалось бежать ни одному заключенному в них преступнику.

4

Вместе с выкупленными пленниками в Москву пришли из Афонского монастыря три чернеца, прослышавшие о кончине Сергия Радонежского. Долгий путь проделали они ради того лишь, чтобы поклониться мощам русского чудотворца. За время совместного путешествия Тебриз невзлюбил этих монахов, сказал Василию:

— Слава Магомету и Иисусу Христу, избавился я от этих молчунов.

Василий объяснил, что неразговорчивы они потому, что озабочены неустанным поиском смысла жизни и преисполнены религиозного смирения перед ее до конца непознаваемой сутью!

— Нет, не люблю я их! — неуступчиво ворчал Тебриз. — Как вороны, которые только и ждут, как бы глаза мертвым выклевать. — И не в силах признаться он был, что говорит это из одного лишь чувства противоречия, что и его поражают чистота и одухотворенность их лиц. Знал он и то, как они относятся к нему: называют его «Тридцать три беса» — для них, людей цельных, всякое раздвоение было мерзко.

Василий не удивился приходу византийских монахов: знал, что слава о духовных подвигах Сергия и дарованной ему от Бога благодати распространилась не только в Русской земле, но и в странах отдаленных. К богоносному пустыннику приходили посланники Филофея — они принесли ему крест, вырезанный из кипарисового дерева, обложенный золотом и украшенный драгоценными каменьями, параманд, схиму и личное послание царьградского патриарха. Преемник Филофея патриарх Нил тоже слал Сергию свое послание, в котором назвал учрежденное Сергием общежитие в монастыре «делом высокой духовной мудрости». Славны и светские подвиги Сергия: вдохновил он Дмитрия Ивановича на битву с Мамаем, мирил князей, и сам Василий испытал на себе его благотворное влияние. Но сколь ни много было известно Василию о жизни и подвигах Сергия, воображение его больше всего занимали те самые первые дни подвижника в лесной чаще на Маковце, куда пришел тогда он, еще Варфоломей, а не Сергий, сын разоренных татарами бояр Кирилла и Марии, из города Радонежа[96].

С детства запомнил Василий слишком хорошо, что значит быть в лесу одному. Страшно даже единственную ночь провести. Ночь тянется так, что кажется длиннее целого года. А если представить себе, что такие ночи повторяются два года подряд, летом и зимой, в зной и стужу!.. Сердце сжимается при мысли о том, что должен был претерпевать этот юноша; Сергия самого, без сомнения, ужасали образы, созданные его собственным воображением, потому что воображение просто невозможно обуздать, когда находишься один в глухом лесу. Приходилось ему бороться со страхом, который вызывали различные бесовские появления (по рассказам Епифания Премудрого, таких было немало). А кроме того, уже в действительности, а не в воображении он должен был преодолевать физический страх, который на него наводил вой голодных волков и рев медведей-шатунов, подходивших к хижине. И после каждой такой ночи, со всеми ее страхами, наступал день, когда надо было вести борьбу еще более тяжелую — с усталостью и тоской, одолевшей душу, предоставленную самой себе. Но наверное, эти годы борьбы и суровой жизни стали для Сергия также годами благодати, великого духовного обогащения. Один, все время отдаваясь молитве, черпая в ней силу и бодрость, он, без сомнения, укреплял в себе то самое состояние души, к которому стремился. Книг у него было всего две — Евангелие и Псалтирь, их он читал и перечитывал, вбирал их в самое сердце. Что до физического труда, то чего стоила одна лишь расчистка леса вокруг хижины, чтобы развести небольшой огород!

Но если преодоление всех тягот отшельничества можно отнести за счет пусть исключительного, однако все же в человеческих возможностях находящегося мужества, то уж совершенно непостижимой казалась Василию тайна исключительной притягательности Сергия для всех, кто только хоть познакомился с ним.

Приходили к нему первые ученики и подвижники — Василий Сухой с берегов Северной Двины, усердный труженик Иаков, престарелый диакон, служивший привратником Онисим, положивший себе обет молчания Исаакий… Число пустынников долго ограничивалось двенадцатью. Но пришел на Маковец архимандрит Симон из Смоленска — наверное, и сам Сергий был изумлен тому, что человек высокий сан решился сменить на звание послушника в крохотной обители, и принял сверх установленного числа тринадцатого. После этого перебывало у него в послушниках, добиваясь как милости иноческого чина, без числа уж людей знатных и богатых, князей и бояр, священнослужителей и воевод.

Что обрели они, отрекшись от всех мирских радостей и предавшись тяготам пустынножительства, чему научились?