Василий Гроссман в зеркале литературных интриг - [71]

Вот этим, утверждал Троцкий, «зауряд-службисты» и ценны. Среди них – умелые, одаренные, готовые служить: «Присоединившиеся ни Полярной звезды с неба не снимут, ни беззвучного пороха не выдумают. Но они полезны, необходимы – пойдут навозом под новую культуру. А это не так мало».

Троцкий, похоже, Держимордой себя не считал. «Хозяйский подход» – реалия нэповской эпохи: что не в закрома, то в удобрение.

Литература и впрямь стала частью «хозяйства», принадлежавшего советскому правительству, и оно действительно «хозяйничало».

Потому считавшееся ранее в литературной среде предосудительным или вовсе постыдным воспринималось как само собой разумеющееся. Литераторам приходилось не только подчиняться держимордам, но и служить им. И какими бы радужными ни казались перспективы в 1923 году, модели поведения, обусловленные новой правовой основой, были прочно усвоены.

Литераторы – в массе своей – стали другими, на досоветских похожими лишь отдаленно. Что, кстати, и акцентировалось замечанием Троцкого относительно «небольшого и нетемпераментного кукиша в кармане». На большее писатели не решались.

Конкурент вождя

Статьи, вошедшие в книгу «Литература и революция», воспринимались тогда как программные – описание так называемой новой экономической политики применительно к задачам литературным. Руководителям соответственно директива, а литераторам – предостережение.

Книга при этом была и полемичной. Наркомвоенмор обосновывал также отказ большевистского руководства от попыток создать специфическую пролетарскую литературу и культуру в целом.

Обоснование было необходимо. Еще тремя годами ранее задача создания пролетарской культуры считалась одной из приоритетных.

Согласно марксистской доктрине, построение социалистического общества подразумевало радикальное изменение пресловутого «базиса», т. е. экономического строя, что, в свою очередь, означало преобразование «надстройки», элементом которой считалась культура. Ее надлежало создавать новому «правящему классу» – пролетариату.

Большевиками, как известно, проблема создания пролетарской культуры ставилась еще в начале 1900-х годов, причем А. В. Луначарский был одним из инициаторов, хотя главным теоретиком здесь считался А. А. Богданов, тоже ветеран социал-демократического движения.

Правда, в начале 1910-х годов Богданов – вне партии. Это было обусловлено разногласиями с Лениным, не терпевшим конкурентов[166].

Тем не менее Богданов и Луначарский оставались во многом единомышленниками. Оба продолжали разрабатывать концепции новой культуры.

Богдановская концепция оказалась принципиально новой. Медик по базовому образованию, он рассматривал задачи в различных областях деятельности как организационные. Соответственно, его концепция подразумевала формирование универсальных методов решения. Десятилетия спустя Богданова признают основоположником системного подхода.

Впрочем, изучению организационных методов, согласно Богданову, должна предшествовать хотя бы элементарная общеобразовательная подготовка. Так что первоочередными считались просветительские задачи.

Однако большевистскому руководству концепции пролетарской культуры стали интересны лишь с падением самодержавия в феврале 1917 года. Планировалось решение именно просветительских задач: подготовка хотя бы минимально образованных групп рабочих – для расширения административных структур партии.

Соответственно, к лету 1917 года энтузиасты сформировали при многих петроградских фабричных и заводских рабочих профсоюзных комитетах так называемые пролетарские культурно-просветительные организации. А осенью, незадолго до падения Временного правительства, была созвана их первая общегородская конференция. С установлением советской власти сеть подобного рода организаций, получившую официальное название Пролеткульт, контролировал и в значительной мере финансировал Наркомпрос, возглавляемый Луначарским[167].

Советское правительство еще не решило, да и не располагало временем решать, что конкретно от Пролеткульта требовать, каким образом управлять его деятельностью. Это, пусть и с оговорками, подразумевавшими наркомпросовское управление, предоставили пролеткультовским лидерам. Прежде всего – Богданову.

Он хоть и утратил статус большевика, сохранил в социал-демократической среде авторитет теоретика и организатора. Программные же установки официально были приняты в начале лета 1918 года на Общегородской конференции Пролеткульта.

Наиболее важным программным документом считалась резолюция, опубликованная тогда журналом «Грядущее». Ее первый пункт гласил: «Пролетарская культура, выражая собою внутреннее содержание нового творца жизни – пролетариата – и конечного его идеала – социализма – может строиться только самостоятельными силами того же пролетариата»[168].

Характерно, что прежняя культура не отвергалась напрочь. Вторым пунктом резолюции специально оговорено: «Пролетариат, будучи полным распорядителем жизни, берет из культурных достижений прошлого все, что способствует устроению жизни на социалистических началах и что воспитывает пролетарские массы в боевом социалистическом духе».