Василий Гроссман в зеркале литературных интриг - [68]

Резко негативных оценок Эфрос избегал. В них и не было нужды. Тут выводы сами собой подразумевались.

Эфрос констатировал очевидное. Писатели утратили финансовую основу своей независимости от правительства. С ликвидацией большинства частных издательств стало ничтожно мало заказчиков литературной продукции. Потому на исходе 1919 года профессия литератора уже не была «свободной» – в прежнем понимании термина. Не сумевшие поступить в учреждения, где служащие обеспечивались хотя бы скудным пайком, голодали. Смерть от истощения – явление массовое.

Голода избежали уехавшие в местности, не контролировавшиеся большевистским правительством. Но с окончанием гражданской войны литераторы, не сумевшие или не пожелавшие эмигрировать, вновь оказались на территории Советской России.

Конечно, многих воодушевляли тогда надежды. Предполагалось, что «стеснения печати» подлежат отмене. Именно это некогда обещал Ленин.

Спрос на издательскую продукцию стремительно рос. И дефицит был колоссальным. Разумеется, читателей стало гораздо меньше, но и количество издательских организаций уменьшилось многократно.

Однако, вопреки ожиданиям интеллектуалов, правительство не собиралось прекращать борьбу с частными издательствами. Действовали прежние ограничения, постоянно вводились новые.

Государственное издательство, образованное при Наркомпросе как своего рода концерн, согласно принятому 20 мая 1919 года Положению ВЦИК, давно контролировало всё и вся. А книжный дефицит рос.

Явным стал и политический кризис. В Европе так и не началась «мировая революция», на которую большевистское руководство возлагало надежды. Разгромом советских войск завершилась в 1920 году война с Польшей, и это невозможно было скрыть – даже при информационной монополии.

Планы экспансии пришлось отложить на неопределенный, пусть и короткий, по мнению советских лидеров, срок. Ну а пропагандистское давление надлежало усиливать, для чего требовалось по возможности быстрее активизировать работу издательств.

Однако издательская модель, ориентированная на условия так называемого военного коммунизма, оказалась нефункциональна в мирное время. Правительству срочно требовались и книги, и деньги, а Госиздат изначально не ориентировали на извлечение прибыли. Не имели госиздатовские руководители соответствующего опыта.

Казалось бы, ситуация должна была стать иной благодаря политическим изменениям. Но и с началом так называемой новой экономической политики почти ничего не изменилось в издательской сфере.

Госиздатовское руководство не только не умело, но и не желало работать в условиях конкуренции. Любыми способами пыталось устранить конкурентов, добиваясь окончательного и полного запрета частных предприятий. И даже прямо заявляло в печати, что они не только бесполезны, но и вредны: с их помощью литераторы уклоняются от работы на советский режим[155].

В госиздатовском варианте литература оставалась предприятием расходным. Правительство же намеревалось сделать литературу источником дохода. И тут крайне востребованным стал опыт частных предпринимателей.

Новое по-старому

Положение частных издательств изменилось в 1922 году. Именно тогда правительство сочло, что аргументы госиздатовского руководства порождены лишь реакцией на собственную беспомощность[156].

Действовавшие издательства получили тогда новые полномочия в области приобретения бумаги. В значительной мере устранены были препятствия, обычно возникавшие при регистрации новых предприятий.

Кардинально изменилось и положение самого Госиздата. Одним из главных критериев оценки его работы стала рентабельность.

Можно сказать, что начиналась новая эпоха. Государственным издательским организациям приходилось конкурировать с частниками. А для литераторов перемены знаменовались резким увеличением количества заказчиков. Это означало, что сотрудничество с правительством уже не было обязательным.

Результаты подобного рода правительство отнюдь не собиралось получить. С ними приходилось мириться, как с неизбежным следствием уступок, без которых нельзя было активизировать издательства, получить деньги.

Любые инициативы в области литературы, реализуемые по госиздатовским алгоритмам, завершались неудачами. Так, 12 ноября 1920 года декретом Совнаркома был учрежден Главный политико-просветительный комитет в составе Наркомпроса. Одной изважнейших задач нового учреждения считалась организация новых периодических изданий. Но положение удалось изменить лишь в нэповскую эпоху.

В феврале 1921 года Коллегией Главполитпросвета был рассмотрен план выпуска первого «толстого» литературного журнала, получившего название «Красная новь». Редакционно-издательской подготовкой, как известно, занимался А. К. Воронский, один из ветеранов партии, возглавивший редакцию. Он и добился права увеличивать и гонорары, и оплату типографских работ. Благодаря этому удалось до конца 1921 года выпустить хотя бы три номера. Ну а первый за 1922 год появился лишь в марте[157].

Воронский утверждал все-таки, что добился стратегического успеха. Именно об этом его статья «Литературные отклики», опубликованная в следующем номере. Она начиналась характеристикой ситуации: «В наблюдающемся литературном оживлении многое уже выкристаллизовалось и приобрело законченность, во всяком случае, достаточную ясность. Прежде всего, ясно, что образуется два основных литературных лагеря»