Василий Гроссман в зеркале литературных интриг - [122]
Впрочем, заключал рецензент, достоинства повести важнее недостатков. Да и тех «совсем мало».
«Литературной газете» ответила «Комсомольская правда». 22 марта 1938 года там опубликована безоговорочно хвалебная рецензия[246].
«Комсомольской правде» ответил литературно-критический журнал «Детская литература». Рецензент одобрил тематику и проблематику «Степана Кольчугина», а вот самостоятельность Гроссмана ставил под сомнение[247].
Полемика о первой романной части продолжилась, когда в 1939 Госиздатом была выпущена вторая. И опять тон обсуждения задала «Литературная газета», опубликовав 30 марта рецензию, где упреки в несамостоятельности отвергались, а вывод формулировался безапелляционно: «Значение этого романа в развитии советской литературы трудно переоценить»[248].
Гроссмана и атаковали, и защищали. Атака подразумевала рассуждения о несамостоятельности, защита – утверждение обратного. И редакция «Литературной газеты» опять демонстрировала объективность, поместив 10 августа рецензию, автор которой настаивал, что Гроссман все же несамостоятелен – эпигон Горького[249].
В защиту выступил журнал «Красная новь». Рецензия, опубликованная в августовско-сентябрьском номере, была однозначно хвалебной: «“Степан Кольчугин” – по-настоящему новая книга, в большом смысле слова советская книга, и книга большого, серьезного художника»[250].
Первый этап полемики завершился на исходе 1939 года. Своеобразный рубеж – публикация третьей части романа в очередном выпуске горьковского альманаха[251].
2 декабря «Известиями» напечатана статья, где подводились итоги. В газете, считавшейся правительственным официозом, «Степан Кольчугин» получил едва ли не высшую из возможных тогда оценок, что и акцентировалось заглавием – «Роман о большевике»[252].
Рецензент анализировал сразу три части романа. Вывод формулировался жестко: «Среди произведений советской литературы, появившихся за последнее время, “Степан Кольчугин” – наиболее интересное и значительное по своим идейно-художественным достоинствам».
Если не учитывать соперничества руководства ССП и агитпроповских функционеров, смысл полемики неясен. В контексте же интриги споры вполне осмысленны.
Похвалы роману демонстрировали, что проект, контролируемый ЦК партии, реализуется. Значит, руководство ССП действует успешно.
Адресованные же Гроссману упреки должны были показать, что роману «Степан Кольчугин» далеко еще до настоящей эпопеи. Значит, руководство ССП не справляется с важной задачей.
Однако с момента публикации третьей части объем романа уже приближался к толстовскому эталону. И правительственный официоз констатировал, что Гроссман признан лидером в соперничестве за статус автора советской эпопеи. Ну а два месяца спустя – 2 февраля 1940 года – выяснилось окончательно: соперничать романистам предстоит и за Сталинскую премию.
Разумеется, интриги в руководстве СП и Агитпропе обострились, ведь масштабы влияния оценивались уже не только по гонорарным ставкам, ордерам на квартиры и т. д. С точки зрения рядовых советских граждан, призовые суммы были колоссальны. Так, премия даже второй степени – пятьдесят тысяч рублей, ну а первая вдвое больше. Для сравнения можно указать, что годовое жалованье столичного вузовского преподавателя в ранге доктора наук, профессора, заведующего кафедрой не превышало тогда пятнадцати тысяч[253].
Кстати, профессорский оклад – в четыре раза больше заработной платы индустриального рабочего высшей квалификации. Что до инженеров, так премия второй степени соизмерима с пятилетним жалованьем опытного заводского специалиста. Они тогда относились к «высокооплачиваемым категориям трудящихся».
С доходами профессора сравнимо было жалованье командира полка. Зато командир дивизии, чья должность соответствовала генеральскому званию, почти в полтора раза больше получал. А нарком СССР – еще в полтора раза.
Однако не масштабы призов играли главную роль. Сталинская премия – высочайшая оценка литератора, определявшая его статус в СССР.
Со 2 февраля 1940 года стало ясно: Гроссман – один из претендентов на Сталинскую преми. А четыре недели спустя «Правда» опубликовала рецензию, где констатировалось, что можно «говорить о первых трех книгах романа как о произведении, обладающем ценностью законченного целого»[254].
Вывод этот понятен лишь в контексте соперничества. Автор статьи, отводя возможные претензии к Гроссману, акцентировал, что роман композиционно завершен, почему и конкурентоспособен.
Установка, обозначенная главной партийной газетой, была учтена. Так, в апрельском номере журнал «Ленинград» опубликовал хвалебную статью – «Роман о народном герое»[255].
Еще более усердной была «Литературная газета». 21 июля там помещена статья, где атакованы рецензенты, высказывавшие претензии в адрес Гроссмана, которые «печально удивили многих своей бездоказательностью»[256].
Все книги романа оценены высоко. О третьей же критик сказал, что она – «произведение исключительное. Всякий раз, когда на страницах возникает образ революционера Бахмутского, с удовлетворением отмечаешь: автор выступает как художник-победитель, потому что он освоил главное. Освещая прошлое, он сумел разглядеть образы революционных деятелей…».
