«Ваш во имя революции»: Рассказ о Джеке Лондоне - [32]
«Я готов допустить на минуту, — отвечал Лондон, — что я абсолютно неправ, полагая, что искренность и правдивость составляют мои крупные достоинства. Я готов даже допустить на минуту, что я абсолютно неправ в своих убеждениях. И тем не менее, оглядываясь на всю мою жизнь, я не могу не сделать одного важного вывода: таким, какой я есть, меня сделал именно мой отказ следовать всяческим осторожным советам».
Бретт в конце концов издал очерки отдельной книгой с иллюстрациями и документальными фотографиями. Многие друзья писателя были шокированы.
«Я никак не могу взять в толк, почему вы утверждаете, что было бы лучше, если бы я не написал «Дорогу», — возражал Джек Джорджу Стирлингу. — Все описанное в ней — сущая правда. Я прошел через все это. И этот мой опыт — неотъемлемая часть процесса, который создал меня таким, какой я стою перед вами. Уж не наследственные ли признаки буржуазности заставляют вас протестовать?»
Даже буржуазная критика встретила новую книгу писателя «безо всяких презрительных и ехидных замечаний», которых так боялся Бретт, полагавший, что подобные насмешки критиков смогут помешать успешной продаже других книг писателя. И Джек с гордостью писал Бретту, что его очерки, вопреки предсказаниям последнего, получили весьма «благожелательные отзывы печати».
«Дорога» — это правдивый, искренний рассказ писателя о событиях, имевших место в истории американского рабочего движения, и, как свидетельство очевидца, они не потеряли своего значения и до наших дней. Очерки Д. Лондона составляют неотъемлемую часть обширного литературного наследия писателя и являются, безусловно, вкладом в мировую очерковую литературу.
12. Вызов океанской стихии
Между тем в жизни Лондона происходили важные изменения. Одни — как переселение из города на ранчо или женитьба на Чармиан — были на виду у всех и вызывали множество толков и пересудов как у его знакомых, так и в среде падких на сенсацию журналистов «желтой» прессы. Другие перемены были не настолько заметны или, во всяком случае, не привлекали такого внимания. Но они тем не менее играли большую роль в его судьбе. Ряд старых друзей не одобряли его хозяйственных увлечений, не одобряли разрыва с Бэсс, осуждали Чармиан. Постепенно они отходили от него.
С ростом известности и славы Джека все уже становился и круг друзей-социалистов, которые раньше довольно запросто встречались с ним. Да и сам Джек не стремился поддерживать настоящие отношения даже с теми из них, кого он хорошо знал многие годы. В Сан-Франциско жил и работал Джон Спид, с которым столкнула его судьба в рядах «армии Келли». Джек с большим уважением относился к нему, считая его настоящим бескомпромиссным борцом за дело пролетариата. Но встречались они редко. Так было и с рядом других товарищей-социалистов.
Преуспевающий писатель, владелец обширного ранчо, человек, тратящий на свои прихоти десятки тысяч долларов, — не совсем отвечал представлениям многих его старых товарищей о том, каким должен быть настоящий социалист. Каким образом социалистические воззрения этого увлекающегося, но всегда искреннего человека уживались с буржуазным стремлением к богатству и успеху? Частично ответила на этот вопрос Анна Струнская, которая писала через несколько лет после смерти Лондона:
«Нашу дружбу точнее всего можно охарактеризовать одним словом — борьба. Я постоянно изо всех сил стремилась расшевелить в его душе те чувства, которые, как я была уверена, естественно жили в нем с рождения. Я искала в нем демократа-социалиста, революционера, идеалиста-романтика и даже моралиста. Взывала к Поэту с большой буквы. Познание его индивидуальности напоминало восхождение на горные вершины, но раскинувшиеся между ними долины беспокоили меня. Мне казалось, что они были чужды тому поистине крупному и незаурядному характеру, каким он был или мог бы стать, если бы поднапряг свои силы и волю. Он действительно был социалистом, но он хотел нанести поражение капитализму в его собственной капиталистической игре. Преуспеть, как он считал, означало бы сослужить службу делу социализма. Показать им! Показать, что социалисты не какие-то изгои и неудачники, — значит, добиться пропагандистского успеха, так думал он. И он преуспел: стал чем-то вроде Наполеона пера. Это его стремление, еще в те дни, когда он лишь мечтал об этом, вызывало во мне протест… Он позволял себе руководствоваться идеями и принципами, которые были недостойными его, думала я. Они унижали его и постепенно пожирали его силу и низводили на нет его незаурядный талант».
Что и говорить: Лондон во многом был и оставался сыном своей страны и своего времени. И его пленила — не могла не пленить — «американская мечта», неотъемлемой частью которой было желание разбогатеть, сделаться человеком в том смысле, в каком это понятие определяют апологеты капитализма. Слагаемыми «американской мечты» были и вера в свои собственные силы, так ярко проявлявшаяся с детства в характере Джека, и вера в особую миссию фермеров, в которых еще Джефферсон видел единственный оплот «чистой демократии». Утопичность этой веры в свое время подчеркивал В. И. Ленин. Но эта утопичность не мешала миллионам американских фермеров мечтать о богатстве, добытом собственным трудом на собственной земле. Эта же вера являлась той питательной средой, которая поддерживала исконную неприязнь американских фермеров к вашингтонским политиканам и чикагским толстосумам.
