«Ваш во имя революции»: Рассказ о Джеке Лондоне - [30]

Еще летом 1905 года Джек с согласия Чармиан приобрел обширное ранчо около городка Глен-Эллен, в округе Сонома, неподалеку от Сан-Франциско. Средства на эту покупку он получил у давнего знакомца, издателя Г. Бретта, в качестве аванса за роман «Морской волк». Весной 1906 года они жили на ранчо, вдали от городской сутолоки, и Джек упорно работал над новыми произведениями. Ранним утром 18 апреля он проснулся от сильного сотрясения почвы, которое чуть не сбросило его с постели.

Коренной житель Калифорнии, Джек сразу понял: землетрясение. Вместе с Чармиан они взобрались на ближайшую возвышенность и увидели, что Сан-Франциско затянуло пеленой дыма, через которую пробиваются высокие столбы пламени. Они отправляются в горящий город. Лишь во второй половине дня добрались они до Окленда. Джек забежал к матери и Бесс узнать, не пострадали ли они и его дочери.

Последним паромом Джеку и Чармиан удалось попасть в пылающий Сан-Франциско. Всю ночь они бродили по разрушенным, охваченным пламенем улицам. Огонь и землетрясение не пощадили ничего — ни роскошных отелей и величественных зданий газетных редакций, ни хибарок бедняков. Пожарные пытались окружить огонь зоной пустоты, закладывали динамит и взрывали уцелевшие здания и целые кварталы домов, чтобы пустыня из камня и стали преградила путь все пожирающему пламени. Лондоны то и дело оказывались между царством огня и громом взрывов, с трудом находя себе дорогу.

Три дня и три ночи горел огромный город, три дня и три ночи со всех сторон раздавались мощные взрывы. Джек ходил по городу, внимательно всматривался в лица людей, запоминал, делал фотоснимки, оказывал помощь пострадавшим. Оставшиеся в живых жители казались ему «горсткой уцелевших после конца света». Дома его ждала телеграмма из редакции «Кольерса» с просьбой немедленно прислать очерк. Джек сел за письменный стол и начал писать: «Сан-Франциско больше не существует. Не осталось ничего, кроме воспоминаний да цепочки жилых домов на его окраинах. Промышленный район снесен с лица земли. Деловой центр полностью исчез. Его общественные здания и жилые районы сровнены с землей. Заводы и склады, огромные магазины и здания редакций, гостиницы и дворцы набобов — все исчезло… — Он мял сигарету, судорожно делал затяжку за затяжкой, а перо его быстро бежало по бумаге. — История человечества не знает другого такого случая, когда современный огромный город был бы так разрушен — до самого основания… То, что было городом, теперь скорее напоминает кратер вулкана».

Землетрясение, пожар и разрушение огромного города произвели на Джека очень сильное впечатление, которое выльется впоследствии в описании разрушенного Чикаго во время Первого восстания в романе «Железная пята».

Еще в конце 1904 года у Джека возник замысел новой повести. Он писал издателю: «У меня есть идея следующей книги, которую я собираюсь написать в первую половину будущего года. Это будет не продолжение «Зова предков», а как бы дополнение к этой повести. Я намерен показать обратный процесс. Вместо картины одичания и вырождения собаки я хочу показать картину эволюции, приобщения собаки к цивилизации: развитие в ней чувства дома, верности, любви, послушания и всяких других достоинств. Тот же стиль, такой же охват событий, та же конкретная манера письма. Я уже набросал часть. Полный антитезис «Зову предков». С той повестью в качестве предшественника новая вещь должна будет пользоваться успехом. Что вы думаете об этом?»

Работа над повестью заняла гораздо больше времени, чем предполагал писатель, но результатами он остался доволен. «Я искушал судьбу, когда осмелился приняться за дополнение к «Зову предков», — признавался Лондон после публикации «Белого Клыка». — Однако бог был на моей стороне! Во всяком случае, мне удалось не обжечься огнем, с которым я заигрывал».

«Белый Клык» — история полуволка, полусобаки, откликнувшейся «на зов огня и человека, зов, на который из всех зверей откликается только волк — волк и дикая собака, ибо они братья». В этом смысле Белый Клык — образ, диаметрально противоположный образу Бэка из «Зова предков». Некоторые американские критики утверждают, что «Белый Клык», подобно «Зову предков», также написан в трех измерениях. Одно — сюжетное — собственно рассказ о Белом Клыке. Другое — автобиографическое — в аллегорической форме рисует картину тяжелого детства автора во враждебной ему среде. Белый Клык, будучи наполовину волком, чувствовал себя отщепенцем в собачьей среде. Автор повести, утверждают сторонники этого тезиса, также являлся отщепенцем среди своих сверстников, ибо он фактически был незаконнорожденным ребенком. Третье измерение повести — философское — якобы раскрывает путь, пройденный человечеством от варварства до цивилизации. Наши литературоведы не согласны с таким толкованием. Они считают, что и в этой повести, как и в «Зове предков», писатель прежде всего рисовал картину природы, изображал животных, и ассоциировать их бытие с жизнью человека было бы неправильно.

Обе повести — и «Белый Клык», и «Зов предков» — заканчиваются жестокими сценами смертельной схватки животных с людьми: обезумевший Бэк нападает на индейцев и загрызает насмерть нескольких из них; Белый Клык же перегрызает горло бежавшему преступнику. И в том, и в другом случае поступки животных мотивированы не чем иным, как привязанностью к своим хозяевам. Но Бэка это приводит в волчью стаю, а Белого Клыка — к людям. Некоторые критики считают, что превращение Белого Клыка в домашнюю собаку не совсем убедительно, в то же время уход Бэка к волкам — вполне убедителен и оправдан.