Варяги - [40]

Шрифт
Интервал

Этот перезвон и привлёк незваных гостей. Михолап не слышал скрипа дверей. Поглощённый работой, он стоял к ним спиной, и только по тому, как дёрнулась непроизвольно рука кузнеца, едва не сбросив с наковальни раскалённую полосу металла, почувствовал, что на него смотрят. Круто повернулся. На пороге стояли пятеро. Те самые, из кружала. Лицо кузнеца, даже под слоем копоти и сажи, побелело. Помощник бросился в угол.

А гости, не обращая внимания на хозяев, потянулись к полкам. Ослеплённые сумраком кузницы, не сразу разобрались, где что лежит. Но вот один наткнулся на меч Михолапа. Михолап одним прыжком достиг татя. Не успел тот и дотянуться до чужого меча, как от мощного удара вылетел за двери. Сверкнул холодным блеском харалужный клинок. Попятились наглецы, признали в страшном кузнеце дружинника, что приплыл от словен со своим старейшиной к воеводе Рюрику. И протрезвели сразу, вспомнив строгий наказ: ссор и драк с гостями не заводить.

Озираясь на меч дружинника, воины покинули кузницу.

   — И как вы тут, бедолаги, живете? — мрачно спросил дружинник и, не дожидаясь ответа, в недоумении передёрнул плечами. — Где это видано — врываться в кузню, без спроса хватать, что узрел. У нас ушкуи и то так не делают. Да очнись ты, — коснулся он плеча кузнеца. — Ушли, чать, и рукоделье побросали...

Кузнец заговорил — быстро, взволнованно:

   — Ты добрый человек. Наверное, тебя послал к нам Святовит. Спрашиваешь, как живём? Вот так и живём. Передающему волю бога не до нас. Как только поселился рядом с Арконой бодрич Рюрик, наш воевода Боремир наполнил град своими дружинниками. Воин есть воин, он не ценит труда ремесленника. Может забрать всё, что подвернётся под руку. Особенно когда во хмелю, как эти. — В уголках печальных голубых глаз мастера — давно ли они озорно, с хитринкой смотрели на неведомо откуда свалившегося молотобойца — застыли слёзы. — Мы принесли жертву Святовиту и жалобу передающему его волю, он даже не дослушал нас, ушёл в святилище. Конечно, Святовит — бог воинов. Но разве могут воины обойтись без нас? — спросили мы воеводу Боремира. Он согласился: да, не могут, и обещал унять чересчур наглых. Но ты видел сам. Правда, я не знаю, чьи это воины — Боремира или Рюрика. Не вижу разницы. Придётся уходить из Арконы.

   — Буде, буде, горю слезами не поможешь, — похлопал Михолап по плечу кузнеца. — В горле что-то запершило. Попить бы чего...

Поманил пальцем помощника, достал из поясного кошеля несколько серебрушек и махнул рукой в сторону кружала. Парень схватил стоявший в углу жбан, вылил из него воду и опрометью выскочил за дверь.

Грустно смотрел Михолап на худое, заросшее рыжим волосом лицо кузнеца. Негоже жить под ежедневным страхом. Жалко человека, да чем поможешь ему? Чужая беда — полбеды, когда и своей сверх головы.


Рюрик собрал на совет средних и младших начальников дружины. Воины должны знать задуманное воеводой. Тогда они не будут слепо выполнять его указания. Большой совет нужен и потому, что о замысленном с братьями знают только они трое. Приглашение же старейшины Блашко уже разошлось по всей дружине и начинает обрастать слухами. Весть о нём очень скоро дойдёт до Боремира, если уже не дошла. Неизвестно, что предпримет воевода ранов, но все знают о его намерении, если не подчинить Рюрика, то превратить его в покорного союзника. Много ли найдётся таких, кто молча снесёт крушение своих надежд? Боремир слишком силён для этого. Потому нужно готовиться и к возможному нападению.

Десятники и начальники выжидательно молчали. Они уже обговорили между собой выгоды приглашения словен и пришли к мнению: просьбу словен можно и нужно удовлетворить. Служба новеградским старейшинам выгоднее, чем ранам.

   — Дружина моя славная и надёжная, — привычно обратился к ним воевода. — Вы слышали вчера приглашение новеградских словен, переданное нам старейшиной Блашко. Хочу знать ваше мнение.

Все они добровольно в разное время пришли к нему. Верили в его силу и удачливость. Не было оснований и у Рюрика сомневаться в их преданности. Знал: прикажет — и без слова пойдут выполнять его волю. Но пусть выскажутся. Десятники на Гудоя посматривают. Хорошо, начнём с него.

   — Храбрец Гудой, должны ли мы принять приглашение словен?

   — Должны, воевода, — вскочил мускулистый, до краёв налитой молодой силой и отвагой воин. — Мы знаем словен и их соседей. Думаю, усмирить весь и чудь будет нетрудно. Дольше повозиться придётся с кривичами, но с помощью новеградцев справимся и с ними.

   — Хорошо, справимся. И всё же я хочу знать, — настаивал Рюрик. — После того, как мы установим мир у словен, кому бы пожелал служить десятник Гудой: новеградским старейшинам или ранам с их воеводой Боремиром?

   — Мы сообща рассудили, — преданно смотрел Гудой на Рюрика, — что лучше служить словенам.

   — А что скажешь ты, Переясвет? — повернулся Рюрик к пятидесятникам.

   — Я бы хотел служить дружине и больше никому, — ответил Переясвет, старший возрастом из всех присутствующих, один из любимцев покойного старейшины Годослава. — Но сегодня это невозможно. И мы, — он обвёл глазами более молодых соратников, — советуем тебе, воевода, идти к словенам. Заключай с ними ряд на их условиях. Придём в Новеград, там будет видно...


Рекомендуем почитать
Мой друг Трумпельдор

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Антиамериканцы

Автор романа, писатель-коммунист Альва Бесси, — ветеран батальона имени Линкольна, сражавшегося против фашистов в Испании. За прогрессивные взгляды он подвергся преследованиям со стороны комиссии по расследованию антиамериканской деятельности и был брошен в тюрьму. Судьба главного героя романа, коммуниста Бена Блау, во многом напоминает судьбу автора книги. Роман разоблачает систему маккартизма, процветающую в современной Америке, вскрывает методы шантажа и запугивания честных людей, к которым прибегают правящие круги США в борьбе против прогрессивных сил. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Реквием

Привет тебе, любитель чтения. Не советуем тебе открывать «Реквием» утром перед выходом на работу, можешь существенно опоздать. Кто способен читать между строк, может уловить, что важное в своем непосредственном проявлении становится собственной противоположностью. Очевидно-то, что актуальность не теряется с годами, и на такой доброй морали строится мир и в наши дни, и в былые времена, и в будущих эпохах и цивилизациях. Легкий и утонченный юмор подается в умеренных дозах, позволяя немного передохнуть и расслабиться от основного потока информации.


Исповедь бывшего хунвэйбина

Эта книга — повесть китайского писателя о «культурной революции», которую ему пришлось пережить. Автор анализирует психологию личности и общества на одном из переломных этапов истории, показывает, как переплетаются жестокость и гуманизм. Живой документ, написанный очевидцем и участником событий, вызывает в памяти недавнюю историю нашей страны.


Его любовь

Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.


Матильда Кшесинская и любовные драмы русских балерин

Император Александр III, поздравляя Матильду Кшесинскую в день её выпуска из Санкт-Петербургского театрального училища, пожелал: «Будьте украшением и славою русского балета». Всю жизнь балерина помнила эти слова, они вдохновляли её на победы в самых сложных постановках, как вдохновляла её на нелёгких жизненных рубежах любовь к сыну Александра III, цесаревичу Николаю Александровичу, будущему императору Николаю II. Матильда пережила увлечение великим князем Сергеем Михайловичем, который оберегал её в трудные минуты, жизнь её была озарена большой любовью к великому князю Андрею Владимировичу, от которого она родила сына Владимира и с которым венчалась в эмиграции, став светлейшей княгиней Романовской-Красинской.