Варяги - [39]

   — Ты — чужеземец, — глубоким чистым голосом сказал он. — Не из бодричей и лютичей. Наверное, из той далёкой восточной земли, чьи посланцы прибыли к воеводе Рюрику.

   — Да, я из Новеграда, — подтвердил Михолап.

   — Потому ты и не знаешь святилища нашего Святовита. Не надо заглядывать в щёлку. Святовит открыт для всех. Вход вон с той стороны. Иди, поклонись Святовиту...

Старик ввёл Михолапа в полутёмное помещение, поклонился изваянию и неслышно удалился в тёмный угол, оставив дружинника одного.

Много выше человеческого роста было изваяние. Мощь и сила исходили от Святовита. В спокойной и вместе с тем настороженной позе воина стоял бог. Могучие ноги, тяжёлые на вид жгуты брюшных мышц, на поясе семь мечей, в левой руке кубок, в правой — лук. У Святовита четыре головы. Нет, не головы — четыре лица смотрели незрячими глазами в четыре стороны.

«Так вот перед каким Святовитом клялся воевода Рюрик отомстить Ториру за гибель отца, — припомнил Михолап скупые слова дружинников Рюрика там, в Новеграде. — Да, клятва перед ним — это... — Он не нашёл подходящего определения для такой клятвы, но одобрил стремление воеводы встретиться со своим противником. — Это бог воинов. Хотя наш Перун не хуже будет», — и с опаской оглянулся: не подслушивает ли кто тайное.

После святилища потянуло к людям. Их жилища тесно лепились одно к другому, прижимались к валу, и он заторопился туда, забыв о желании поглядеть на торжище. В этом граде, рядом со Святовитом, его могло и не быть. Хотя Михолап не сомневался: коли в граде живут люди, то они заняты не только делами бога, есть у них и свои людские заботы. Жизнь без забот да радостей обойтись не может.

За подтверждением далеко брести не пришлось. В одном месте наткнулся он на весёлое заведение — кружало. По запаху признал да по шуму. Заглянул. За столами сидели люди, видом не горожане, скорее на дружинников смахивали. Стучали оловянными кружками, горланили что-то. Увидев чужого, примолкли. Один было начал подниматься, но, встретив взгляд Михолапа, сел — оценил по достоинству. В углу примостился хозяин. Не глядя на бражничающих, Михолап подошёл к нему. Кинул мелкую серебрушку, тот поймал на лету, сунул за щёку, с опаской оглянулся. Подал братину. Михолап принял, не стал искать кружку, осушил одним духом, поморщился. Не понравилось. Молча пошёл к выходу. На пороге обернулся. Смотрели на него расширенными глазами: экую братину враз выдул.

Странный град. «Мор тут был, что ли? — думал он. — Где люди-то? Вон мелькнул кто-то, и как ветром сдуло его. Чудеса».

В другом месте услышал постукивание молотка по железу. Гарью угольной пахнуло.

«Кузня, — обрадовался Михолап. — Ин зайду. Глянуть надо, какие тут ковали...»

Он толкнул низкую дверь, с удовольствием прислушался к её скрипу, втянул широкими ноздрями знакомые запахи — хорошо, совсем как в Новеграде.

На наковальне пламенел кусок железа. Трое с недоумением глядели на дружинника. Средний, коваль видно, держал железо длинными клещами, помоложе — выученик, решил Михолап, — с испугу опустил молот себе на ногу, третий, почище одетый, заказчик, стало быть, пятился потихоньку к горну.

   — Не бойтесь, — громко сказал Михолап. — Робьте, — и махнул рукой. — Я просто так, погляжу — и всё, — и заулыбался, чтобы приободрить их. Кузнец в ответ тоже несмело улыбнулся. Глядя на него, оживился и помощник. Заказчик же, пятясь, оказался за спиной Михолапа и юркнул за дверь. Дружинник с недоумением посмотрел ему вслед, ещё шире улыбнулся кузнецам.

   — Робьте, — предложил им, — железо стынет, — и ткнул пальцем в наковальню. Кузнец кинул мимолётный взгляд туда же, но остался стоять перед странным посетителем.

   — Может, почтенному воину надо что-нибудь починить? — наконец робко спросил он.

   — Ничего не надо чинить, — осклабился Михолап. — Всё у меня ладно — и меч, и нож. Вот разве меня подковать, чтобы быстрее бегал, — и захохотал, довольный своей шуткой. — Эх вы, робкие да боязливые, — в сердцах молвил он. Подошёл к парню, решительно забрал молот, вскинул, как пёрышко, хмыкнул неодобрительно и слегка, даже не вполсилы, стукнул по начинающему остывать железу.

   — О-о!.. — воскликнул кузнец и маленьким молотком застучал по заготовке, показывая, куда бить. Михолап махал молотом играючи. Мешал меч, но отстёгивать его было некогда — железо остывало.

Махнул кузнец молотком, давая знак прекратить работу, бросил поковку в горн, смахнул пот со лба, протянул руку Михолапу. Была она не маленькая, но утонула в лапище дружинника.

   — А что выйдет-то? — спросил Михолап.

Кузнец наклонился, откуда-то снизу достал топор, подал гостю.

— Добрая секира, — тщательно осмотрев поковку, определил Михолап. Глянул в горн — железо доспевало. Неторопливо отстегнул меч, поставил в сторону, взял молот и приглашающе махнул рукой: «Давай». Кузнец не заставил себя ждать...

Хорошо размял кости дружинник. Хотя и казался молот лёгкой игрушкой, да вскоре прошиб пот и Михолапа. Работал истово, как бывало когда-то у себя в Новеграде, в кузне Радомысла.

Молодой помощник кузнеца, раздувая мех, украдкой поглядывал на солнечный луч, пробивающийся через щель в крыше навеса и медленно ползущий по земляному полу кузницы. Утомился и кузнец. Он уже несколько раз предлагал Михолапу отдохнуть, но тот не выпускал молота из рук. Весёлый перезвон железа далеко разносился вокруг.